Когда Ньон увидел клетку-переноску, его глаза расширились от ужаса: кошмарное изобретение! Из одной клетки в другую! Мужчина чувствовал, как его окутывает парализующий страх: как нормальный представитель кошачьих, он отчаянно боялся переносок. В бессознательной попытке спастись, он широко развел руки, противясь новому плену. Кот весь растопырился и тяжело дышал, не в силах смириться с кошмарной перспективой быть упакованным в переносной контейнер. Клаустрофобия и нет кислорода. Его там обязательно укачает и стошнит. А может быть, произойдет еще что похуже. Позор и мучение.
Пытаясь вызвать сочувствие в сердце хозяина, он поднял на Лютера полный боли взгляд и протяжно, горько сообщил:
- Мммммау!..
Ньен, злость которого с каждой секундой закручивалась все сильнее, боролся с острым желанием навялять несговорчивому сородичу: если его как следует пнуть, он наверняка, смирно скруглится внутрь переноски.
- Мне помочь Вам, сэр?  - держа в руках аптечку, Ньен вкрадчиво зазвучал из-за плеча хозяина.
Порезанная нога его не слишком тревожила: эмоции глушили боль.

По голосу хозяина Ньен понял, что бить найденного кота нельзя. Досадно. Немного физических усилий серьезно упростили бы дело, но приказ есть приказ. Ньен крепко сжал русского за шиворот и посмотрел ему  глаза долгим, спокойным взглядом: не убегай. Не расстраивай мастера Лютера.
- Вчера хозяин грустил.  - прозвучало безэмоционально и от этого особенно страшно.
Ньон низко опустил голову, ему стало стыдно.  Мгновенно устав от близости сородича, Ньон перевел унылый взгляд на Лютера. Руки Айвори-старшего внушали какой-то суеверный трепет своей белизной, пусть даже разбавленной кольцами; казалось, на нем облегающие хирургические перчатки.
На фоне этой красоты Ньон остро ощутил свою потасканность. Душа его несколько омрачилась, как и потемневшее небо над головой, когда он понял, каким жалким выглядел со стороны. На нем была грязноватая, с обтрепанным воротом желтая кофта и один из старых шарфов Лютера, лиловый, свободной вязки, обернутый несколько раз вокруг шеи и подбородка. Ростом ниже хозяина на несколько дюймов, он казался недокормленным беспризорным ребенком, глаза у него слезились, а нос покраснел.
Ньон потупился.
На стоянке стояли старые автофургоны с приспущенными шторками и цветными наклейками, понятными каждому наркоману. Кот шумно выдохнул: не помешали бы стимуляторы. На вдохе он уловил очень приятный и очень знакомый запах: еда! Национальная еда! Долгая зима, холод и сложная, полная лишений, история, сформировали у русских людей довольно основательные пищевые привычки. Снежно-белый французский соус на основе яиц и растительного масла занял господствующее положение в сердцах и холодильниках русских людей. И теперь этот соус звал Ньона. Его звала родина.
Коту не оставалась ничего иного, кроме как внять волшебному, точно пение сирен, зову майонеза. Мужчина, точно загипнотизированный, пролез в переноску, к салату.
Тонкие руки Рэндала, кисти которых с тыльной стороны были усеяны веснушками, захлопнули дверцу переноски:
- Готово!

- Спасибо, сэр.  - рассеянно сказал Ньен, глядя прищурившись сквозь туман, что окутал стоянку перед грозой, будто кот не мог видеть ничего, кроме теней членов семьи - Спасибо за Вашу заботу. Вы - лучший хозяин. 
Магия, колдовство, ощущалось в воздухе Пригорода как некое атмосферное явление, как облако, зыбкая туманность, состоящая из тысячи полупрозрачных слоев. Мрачная магия хозяина принялась быстро исцелять тело Ньена. 
- Я смогу ехать. - кот не собирался уступать свое место Принцу Тьмы. Любая уступка равноценна потери власти.
Кот проворно сел за руль.
Рэндал, поняв, что проиграл, раскланялся в шутовской манере фильма ужасов, приседая в своем старом черном строгом костюме, как хромой. Его ноги производили неверные движения, как прикрепленные на шарнирах.
Ньон, оказавшись возле салата, достал из кармана черную деревянную ложку, что была расписана золотыми и красными цветами. Эту ложку он привез из России и теперь повсюду таскал с собой.
Несколько уверенных, страстных движений, и салат был съеден. Это было ошибкой. За последние двое суток кот съел лишь несколько листьев шпината. Теперь, щедро заправленный калорийным соусом салат, стал водородной бомбой для его желудка.
Ньон начал икать.
Ньен, твердо знающий, чего он хочет и что должен сделать, целенаправленно наезжал на все кочки и выступы. Из этой качки Ньону стало дурно. Он просунул свое бледное, призрачное лицо сквозь прутья переноски и принялся грипозно-сухим и жарким языком лизать пальцы хозяина.
На очередной колдобине ему стало плохо. Ньон свернулся в клубок, его сильно укачало.
Когда семья приехала домой, Ньон аккуратно сложил лиловый шарф в углу переноски: так он замаскировал свои дорожные конфузы.

Вышвырнув огромный мешок, Рэндал  с легким интересом проследил его траекторию. Даже если куча вегетарианской еды не попадет на крыльцо, вибрация от ее падения послужит отличным отвлекающим маневром для воодушевленной Наны.
Айвори-младший равнодушно наклонил голову к плечу. У Рэндла были очаровательные широкие скулы и казавшееся нарисованным лицо с невозмутимым спокойствием человека, для которого не существует законов.
Мешок тяжело шлепнулся недалеко от машины. Себастьян почему-то не проявил энтузиазма в поимке своего будущего завтрака. Человек лишь чуть нахмурился, пытаясь сфокусировать зрение и прочесть надпись на упаковке. По всей видимости, он ожидал увидеть на этикетке слово "Хлор".
Ньен открыл переноску, выпуская на свободу своего сородича.
Ньон осторожно покинул переносной карцер и неслышно вышел из машины. Увидев Дом и господина, он в изумлении застыл на месте. Вливаясь в мозг через глаза, лавина цветов, смешанная со смыслом его жизни, смыла из головы все мысли.
Мужчина открыл рот и беззвучно мяукнул.
Ньен устало захлопну дверцу машины и взял первого кота за запястье. Ньену хотелось как можно скорее оказаться возле любимого хозяина. Любовь его, прозрачная, как воздух, как вода, не имела собственного вкуса, зато она обостряла его обоняние. Чувствуя запах грозы в воздухе и запах азарта Наны, кот в несколько проворных движений достиг крыльца Дома. Пассивный Ньон, послушно волочащийся следом, тоже  прибыл Домой.
Бесстрашный Рэндал завершил цветастое шествие.
Семья воссоединилась.

Ньон оказался у входной двери и у него началось резкое торможение. Дверь. Может ли быть что-то более загадочное для кошки? Что за ней? Тайна. Там может быть ворох кружащихся пылинок, а может быть что-то живое. Входить или не входить? Быть или не быть? Ньон в бессмысленном сосредоточении пялился на дверь.
Утомленно выдохнув Ньен подвинул плечом русского и вошел вслед за хозяином. Новость о предстоящей уборке слегка омрачила его настроение, но кот был готов к чему-то подобному. Воспоминание влажном звуке - будто лягушка поймала стрекозу - согревало его озорную душу.
Уборку Ньен собирался делегировать Себастьяну либо, если того немедленно отправят в активный тренинг, Ньону. Формально кот не нарушит приказ: дела будут сделаны и это главное.
Прикосновение сородича вывело Ньона из лабиринта тайн и дверей, что захватили его сознание, кот последовал за господином. Ньон двигался вяло, как сонный ангел, случайно втянутый в дела живых людей. Прежде он привык обходиться без друзей своего возраста, что в итоге сделало его очень замкнутым. Тем сильнее Ньон привязался к Лютеру, обретя в нем  и семью, и друга, и покровителя.
Перспектива мытья приободрила начавшего безбожно тупить кота.  Он любил мыться.
- Да, сэр. - Ньон покорно зашел в отделанную кафелем комнату.
Себастьян через плечо посмотрел на разорванный мешок корма и невольно задержал на нем взгляд. Мысленно он увидел золотистые злаковые поля, что негромко шуршали подсушенными на солнце листьями. Он буквально ощутил августовский запах разнотравья. Ему вдруг захотелось есть.

Ньен недовольно схватил Себастьяна за рыжие кудри, желая остановить бесконтрольное галопирование по Дому.
Рэндал обернулся как раз вовремя, чтобы заметить это самоуправство и резво всадил портновские ножницы в глазницу кота. Коточел сначала завизжал, а потом зашипел от внезапной боли. Рэндал пояснил:
- Это мое.
Ньен, зажимая рукой испорченную глазницу, потащился в сторону ванной: там была аптечка. Достигнув двери, он на секунду замер, а потом постучал:
- Сэр. Нужны бинты. 

Когда Ньон раздевался, он машинально сунул руку в карман. Пальцы наткнулись на что-то твердое. Кот потупился.
- Сэр... Это Вам. - он смущенно протянул хозяину чуть увлажнившийся кусочек картона, успевший покрыться заломами и обтрепаться по краям. Это была самодельная открытка, которую он сделал несколько дней назад, но так и не смог отдать из-за мучившей его застенчивости.
"Наш Хозяин красив, каждый глаз - чернослив!"
Когда хозяин раздевал его, кот слабо взмахнул кистями. Подмышками мелькнул серебристый  пух, точно два ночных мотылька сидели под руками Ньона. Оказавшись раздетым, он покрылся болезненным румянцем, фарфоровая кожа пошла розовыми пятнами.

Слова любви вдохнули в уставшее тело Ньона жизнь. Он потянулся к хозяину и ласково мурлыкнул: кот был счастлив снова оказаться Дома, под покровительством Лютера. О православном лагере он будто подзабыл, на первый план  вышло воссоединение с фон Айвори, ванна и голод. Увидев, что Лютер собирается уходить, кот торопливо встал на ноги. Небольшие шапочки разбавленной мыльной пены плавно соскальзывали с его кожи вниз, обратно в воду.
Ньон взял полотенце и зябко завернулся в него. Перешагивая через бортик ванны, он мельком успел увидеть в запотевшем зеркале свое мутное отражение. Раньше его нынешнее лицо принадлежало другому человеку. Теперь прошлый владелец в своем лице уже не нуждается, а Ньон, претерпевший ряд пластических и магических трансформаций, достиг совершенства в глазах Лютера. 
Это было давно. Сейчас Ньон уже не помнил, как выглядел до попадания в творческие руки хозяина. Фон Айвори был человеком изобретательным, ему нравилось что-то создавать и улучшать. Однажды он решил заменить предплечья кота на биомеханические конструкции, но те не прижились: регенерация Ньона к тому моменту достигла удивительных высот.
Зато лицо прилипло как родное.
На пути русского образовался Ньен. Он пасмурно смотрел на сородича одним глазом:
- Уберись в переноске. - голос звучал хрипло и слабо, как если бы у кота была ангина. Ньену сильно нездоровилось.
Ньон боком продвигался к выходу, крепко прижавшись спиной к прохладной стене. Ньен заговорил снова:
- Это тебе. - мужчина поставил на бортик ванны прозрачный пузырек добытый в алкомаркете.
Ньон нервно кивнул, крепко сжал бутылочку и, выждав удобный момент, схватил с крючка роскошный халат Лютера, после чего выбежал за дверь, на бегу облачаясь в одежду господина.
У Ньена не было сил ловить вора. Он вяло потащился на кухню, в планах было заунывное голодное нытье.  Единственное чем он мог теперь себе помочь, это наесться впрок. Кот подозревал, что в христианском лагере еды будет немногим больше, чем в желудке худеющей девушки.
Когда хозяин оказался в зоне видимости, Ньен долго и тоскливо мяукнул.

Обещание еды вдохновило Ньена. Он больше не сводил взгляда с Лютера, пристально следя за ним и его действиями.
Покрытый плесенью помидор не вызывал аппетит, но спорить с хозяином было бы невежливо. Яйца, однако, казались перспективными.
Ньен смирно сел на пол и молча наблюдал Поющим Шефом. Что бы не задумал фон Айвори, это будет вкусно. Показался бледно-розовый кончик языка: кот быстро облизнулся.
Тут хозяин задал вопрос. В глазах Ньена промелькнула растерянность. Не он убирался после рыбьей резни, крысолов пришел уже к ужину, когда все было убрано и в Доме вкусно пахло едой.
Ньен шумно выдохнул и издал короткий, властный кошачий звук. Он звал сородича, что отвечал за хозяйственную часть.
Через несколько секунд в кухне образовался Ньон. Русский был одет в красивое домашнее кимоно Лютера, а в руках он держал влажный лиловый шарф. Кот как раз закончил уборку в переноске.
Ньен сделал шаг ему навстречу. От сородича пахло мыльной пеной, что нанес хозяин, и спиртным.
- Где рыба?
Ньон, влюбленно уставившись на Лютера, полностью игнорируя Ньена, указал рукой на холодильник. Все морозильные камеры были забит дарами моря:
- Сэр, я могу приготовить пирожки с рыбой. На моей Родине это называется "кулебяка". - слово прозвучало нелепо и Ньон, смущенный своим произношением, быстро сбежал в прачечную, чтобы отправить грязный шарф в корзину для белья.
Немного отдышавшись, он все-таки вернулся. Раз пообещал, нужно следовать данному слову.

Ньон приготовил нежные слоеные пирожки с начинкой из тех, кто еще совсем недавно читал мрачные заклинания и взволнованно подрагивал жабрами в ожидании пришествия древнего божества.
Ужин был вкусным, рыболюди появились на свет не зря. Они великолепно выполнили свое предназначение.
Ньон видел, что хозяину нравится его выпечка и чувствовал себя счастливым. Кимоно Лютера улучшало его настроение и кот даже изредка улыбался. Получалось у него это странновато. При улыбке уголки рта будто не приподнимались, а напротив, опускались вниз, придавая мужчине мученическое выражение.
Ньен, объевшись слойками, сыто и размеренно дышал: живот давил на диафрагму, хотелось спать. Глаза кота стали мутными, его тянуло свернуться клубком в ногах Лютера и уснуть до завтрашнего утра. Желание шло в разрез с приказом хозяина: все едут в христианский лагерь. Кажется, по мнению Лютера они и так задержались, поэтому не следовало  терять времени, они выезжали этой же ночью.
Ньен собрался быстро: плеер с кассетами Нирваны и начатая пачка сигарет, которую он снял с морского захватчика.
Закончив сборы, он забрал из кошачьей комнаты Ньона. Тот уже вытащил из стиральной машины свои обтрепанные вещи и надел на себя, несмотря на то, что одежда была еще влажной.
Крепко взяв сородича за запястье, Ньен вышел из Дома и устало сел за руль, предварительно засовав Ньона на заднее сиденье.
Ньон больше не сопротивлялся: он уже доставил слишком много хлопот хозяину, следовало принять свою участь без выкидонов. Ньон тоже собрался в путь. Он убрал в рюкзак  спиртное, спички и Тургенева восемь томов.

Ньен послушно включил навигатор. Тот, запрограммированный на знакомую дорогу, мягко произнес: "Маршрут в лагерь девочек-скаутов "Водяная Лилия"" построен. Ньен удивленно приподнял светлые брови. Он не собирался ехать к девочкам-скаутам, но навигатор странной машины, помнил последний маршрут и собирался ему следовать. Прежний владелец фургончика явно испытывал слабость к маленьким скаутам в коротких юбочках.
Этого не хватало.
Ньон, закутавшись в старый плед, чтобы согреться в своей влажной одежде, молча ел рыбные пирожки, которые лежали в нескольких больших бумажных пакетах.
Выхлопная труба фургончика тихо плюнула радужными леденцами и машина двинулась вперед, навстречу летнему детскому лагерю. Из динамика понеслась ласковая песня о прекрасной первой любви, в исполнении сладкого бой-бэнда.
Ньен нахмурился:
- Сэр, исправьте, пожалуйста, маршрут. Сейчас мы едем к тринадцатилетним девочкам.
Ньон вздрогнул. Его недавнее общение с тринадцатилетней девочкой еще было свежо в памяти. Интуитивно он угадывал, что нравится симпатичным малышкам и его внешний вид побуждает их играть их в салон красоты. 
Чего он боялся больше: христианского лагеря с кошмарными рыжими жучками или энергичных девочек-подростков, что были полны бьюти-идей и юношеского  задора. Ньон поежился и, чтобы снять тревогу, взял в руки новый пирожок.

Когда Ньон услышал про светлое будущее, он внутренне содрогнулся. На него повеяло коммунизмом и советскими обещаниями. Он не хотел в светлое будущее. Он хотел есть и лечь к Лютеру на колени. Кот неслышно достал из рюкзачка пузырек с виски и быстро опустошил его. Рыбный пирожок, тут же отправившийся в желудок, послужил хорошей закуской.
Ньон молча облизнулся и закрыл глаза, в надежде задремать и уйти от жестокой реальности.
Лютер приблизился к Ньену. От напряжения коточел раздул чуткие ноздри. Грудь и ладони повлажнели.
- Сэр... Это... трофей, что я снял с морских оккупантов.  - кот шумно сглотнул, было видно, как дернулся ком на его длинной шее - Вы... можете забрать его.
Сказав это, Ньен низко опустил веки и сбросил скорость. Ему стало плохо. Он огорчил хозяина и, что хуже, сделал это зря. Паршиво вышло.
Вскоре ему пришлось открыть глаза шире, чтобы следить за ночной дорогой, для этого требовалась концентрация.
Ничего, ничего. Ньен пытался успокоить часто бьющееся сердце. Скорее всего, наказания сейчас не последует: оно заранее накрыло всю семью. Они приехали в христианский лагерь. У ворот стояли два огромных креста. На них были распяты какие-то худые тела. Насколько Ньен мог рассмотреть, это были вовсе не Иисусы.
Ньен медленно плавно затормозил:
- Приехали, сэр.

Пока хозяин редактировал внешний вид Рэндала, Ньен аккуратно достал из чехла строгий черный костюм Лютера и бережно разгладил на нем несуществующие складки. Деловой костюм дополняла идеально-белая рубашка. Этот лаконичный образ утюжил лично Ньен, собственноручно формируя красивые стрелки на брюках  любимого хозяина. Вдохнув полной грудью свежий запах кондиционера - альпийские цветы - кот бережно передал одежду Лютеру. Рэндалу костюм не полагался, он и так почти всегда выглядел, как маленький гробовщик.
Следуя указаниям, Ньен сменил свои растянутые шмотки на элегантный монохромный костюм и расправил плечи. Теперь он выглядел представительно и напоминал телохранителя важного политика. Ньен стряхнул с плеча воображаемую соринку и перевел медленный, тяжелый взгляд на сородича.
Ньон забился в самый дальний угол фургона и лихорадочно запихивал в рот золотистые пирожки. Кот не жевал, просто компульсивно совал в себя выпечку. Вскоре его щеки раздулись так сильно, что Ньон стал напоминать сдохшего от обжорства и уже вспухшего хомяка.
Несмотря на все приложенные усилия, последний пирожок так и не поместился в кота целиком. Теперь половинка слоеного треугольника сиротливо торчала у Ньона изо рта.
Не выдержав этого печального зрелища, Ньен закрыл глаза рукой и устало выдохнул. Нет, этого растяпу бесполезно одевать в деловой костюм. В костюме он будет выглядеть, как житель свалки, которому посчастливилось снять новую одежду с покойника.
Ньен раздумчиво потер переносицу большим и указательным пальцем. Надо было что-то решать. Мужчина наклонился к сородичу и рывком выдернул торчащий из Ньона пирог. Ньон закашлялся. От кашля из него артиллерийским обстрелом полетели засунутые за щеку кулебяки.
Ньен смотрел на него с жалостью.
Немного подумав, он присел на корточки и, вооружившись черным кремом для обуви, начал старательно натирать им лицо Ньона. Закончив с этим темным делом, Ньен вручил русскому огромное опахало на длинном шесте. Теперь Ньон был прислужником-негром, который должен обеспечивать нежный ветерок вокруг их дорого хозяина.
- Сэр, все готово.
Когда все вышли из фургона, Ньен отогнал его подальше в лес.
Распятые на крестах ребята приветственно шевелили ладошками. У их ног были прибиты небольшие дощечки - прежде  на них писали имена и вину казненных.
"Добро пожаловать!"- прочитал Ньон надпись на дощечке одного из приколоченных парней.
"Край божественной любви!" - сообщала вторая табличка.
- Нам сюда, сэр.  - Ньен обернулся через плечо на своего красивого хозяина и сделал шаг вперед.
Где-то в лесу, на ягодной поляне, тихо распахнул свои двери старый фургончик, и из него полилась негромкая веселая музыка. Вокруг с тихим скрипом, подобно грибам после дождя, медленно вылезали леденцы на палочках. Постепенно леденцы формировали тропинку. Тропинку, что вела прямиков в раскрытую пасть фургона.

На смену жизнерадостному мужскому голосу пришел мелодичный женский. Он звучал томно и убедительно:
- Если у вашего партнера зависимость от кокаина, решение есть! Метамфетамин! При должном усердии его можно приготовить своими силами! Все в ваших руках, главное не бояться трудностей и идти до конца!
Ньон заинтересованно слушал, чуть приоткрыв рот: информация, чутко воспринимаемая его слухом, казалась полезной.
Ньен, привычно полуприкрыв глаза, осматривал собравшуюся публику. Все вокруг напоминало смесь веселой  сельской ярмарки и штурма Бастилии. Широко улыбающийся мужчина катил перед собой тележку со свежим попкорном. В подарок к каждой покупке прилагался автомат, полностью покрытый блестками. Счастливая женщина неподалеку торговала солеными орешками и розовыми очками-сердечками. Дела у нее шли очень бодро почти все собравшиеся щеголяли ее красивыми очками.
Повсюду развешивали праздничные гирлянды. Ньен медленно переводил взгляд с одной на другую:
Пухлый единорог с крестом вместо рога информировал: "Покайтесь, ибо грядет!", на другой был изображен Иисус с цветным мороженым. Божий сын игриво подмигивал, приглашая всех желающих на праздник: "Сегодня туса у Иисуса!". Милый щеночек с большими добрыми глазами анонсировал вечернее представление: "Грешники сгорят в Аду!".
Ньен посмотрел на хозяина, без слов спрашивая, что делать дальше. Ньон тихо поплелся к лотку, за которым проводился мастер-класс по варке мета своими руками.
Тем временем, к семье Айвори, подошел энергичный мужчина и пожал руку Лютеру:
- Джон Джимс! Рад приветствовать вас в лагере "Планета Иисуса". Вы заглянули к нам удивительно вовремя, сегодня у нас праздник.  - он перевел живой взгляд на красиво причесанного Рэндала - Какая очаровательная девочка! Пойдем со мной, маленькая принцесса, я расскажу тебе много интересного о Господе нашем...  - он мягко взял Рэндала за руку, собираясь отвести его в свой домик - А вам, уважаемые гости, мой помощник сейчас устроит увлекательнейшую экскурсию.
Рэндал удивленно обернулся на брата:
- Можно мне пойти? Пожалуйста-пожалуйста!  - Рэндал очень хотел, чтобы его подвесили на крест.

Периферийным зрением Ньен заметил, что лицо Лютера слегка съехало вниз и под человеческими глазами проступили нежно-розовые зрачки внеземного происхождения. Кот сморгнул и видение исчезло.
Услышав голос хозяина, Ньон крупно вздрогнул от неожиданности. От этого резкого движения его скальп вместе с красивым каре взлетел вверх на пару дюймов. Ньен уловил этот момент и с любопытством заглянул внутрь русской головы. Ему показалось, что мозг Ньона плавал в чем-то вроде спиртового раствора.
Сконфузившись внезапной наготы, Ньон осторожно поправил скальп и для надежности чуть прихлопнул его сверху ладонью по темени.
Коты послушно последовали за экскурсоводом и хозяином.
Ньон время от времени пытался отгонять опахалом жителей иисусьей планеты, но получалось у него неважно: кот больше поднимал пыль, что ровным слоем пудры садилась на всех экскурсантов.
Ньен ощутил острое желание отобрать опахало у пугливого кота и как следует приложить Ньона по круглоухой голове. Тот не мог справиться даже с самым простым заданием.
Делать этого крысолов не стал. Они находились на незнакомой территории, следовало быть начеку и не тратить силы на междоусобицы. 
Ньен тихо следовал за Лютером, умиротворенно любуясь им.
Хозяин был молодым и грациозным, как рептилия.  Его черные блестящие туфли из плотной кожи были узковатые, фасонистые и железно держащие форму, — они приковывали к себе взгляд и будоражили воображение.

Ньен проследил за взглядом хозяина. Лютер жадно смотрел на стойки с микрофонами. Кот подумал о том, что было бы здорово напроситься петь с Лютером дуэтом. Мысленно коточел сделал себе пометку: обнести магазин с электроникой. Таскать в магазинах было для него делом привычным, но обычно он воровал разные мелкие вещи: дорогие консервы, полуфабрикаты и фигурные куски ароматного туалетного мыла для хозяина.
Пока вершиной его воровской карьеры был страшного вида торт, мастерски унесенный (ветром) ко дню Рождения Рэндалла. 
Как протащить через охрану новую цель, он пока не представлял, но его мозг уже начал работать в нужном направлении. Можно взять с собой Ньона, уронить его на стеклянные витрины с дорогими и телефонами, и пока персонал отвлечется на русского лоха, быстро прикарманить парочку микрофонов. Стойки для них можно сделать самому: кажется, он видел в комнате Рэндалла парочку костылей…
Кот взбодрился.

Внезапно экскурсовода кто-то отвлек:
- Мисс, у нас недостача на складе кул-эйда… Часть съели крысы, что делать?  - экскурсовод нахмурилась и обернулась к Лютеру:
- Простите, вынуждена вас покинуть: нужно решить парочку организационных вопросов. – она вежливо улыбнулась гостям и пошла в сторону праздничных шатров.
Тем временем, из толпы прихожан незаметной тенью отделился очень худой мужчина с изможденным лицом и бросил полный тоски взгляд на Семью.
Печальный дистрофик уже несколько минут изучал Семью внимательными, воспаленными глазами. Он слабо кивнул сам себе, словно принимая какое-то важное решение и шагнул вперед, к Ньону. Вероятно, прихожанин выбрал русского, как самого незаметного и мягкого из группы.
Худой господин одним движением приблизился вплотную к коту и быстро сунул ему в руку мятый кусок бумаги и нервно попятился.
Ньон, с обычной для себя медлительностью, принялся разворачивать записку. Слова на ней были нацарапаны торопливо и неразборчиво. Ньон нахмурился и попытался прочесть:
«…удерживают насильно… помогите…»
Внезапно из колонок грянула торжественная музыка, вслед за которой сдержанно-радостный голос возвестил:
- Друзья! Вот и начинается наш главный праздник!  - по лагерю пронеслась мощная волна аплодисментов. Ньену показалось, что овации были заранее записаны и теперь звучала фонограмма.
Испуганный резким звуком, Ньон выронил записку из рук. У ног коточела мгновенно материализовался огромный служитель культа с автоматом в руках. Он стремительно завладел бумажкой, прочел ее и поднял мрачный, тяжелый взгляд на дистрофика. В глазах тощего мужчины мелькнула паника. В следующую секунду мужик с автоматом уже куда-то тащил его.
Ньон грустно всплеснул руками и развернулся к Лютеру:
- Сэр, мне кажется, им не очень весело, может быть, им нужна помощь?..
Слова кота утонули в новом залпе музыки и счастливом голосе, что лился из динамиков:
- В честь такого события к нам прибыл специальный гость! Встречайте! – раздался восторженный свист и гомон.
Под звуки триумфа, развернув красную ковровую дорожку, на огромном распятии вынесли Рэндалла.