- Останусь, если можно.
Стажер согласился остаться. Михайлов ощутил тяжелый, горячий откат, как если бы он сдавал анализы на онкологию и все маркеры показали, что он здоров. Не осознавая это напряжение ранее, он взволновано задержал дыхание. Теперь мужчина наконец-то чисто и широко выдохнул:
- Хорошо. Хорошо. Я рад, что Вы останетесь. – голос звучал странно, прежде Михайлов не слышал подобных интонаций в своем произношении. Он явно очень переживал.

- У нас тогда девочка одна расплакалась и убежала, когда ее парень сдуру выпил на «я никогда не спал с мамой друга».
- Ммм…
Федор молчал, но выглядел самоуглубленным.
Двадцать с лишним лет назад он мечтал оказаться наедине с Раисой. Мать Ивана пробиралась в сознание Феди снова и снова. Пришло к тому, что из-за жуткого стеснения Федя вообще не мог находиться рядом с ней: краснея, он убегал на чердак, если Раиса Васильевна приходила делать уборку в коттедже Михайловых.
Повзрослевший Федор как-то рвано выдохнул и молча посмотрел на сослуживца. В темных радужницах Михайлова плескались странные чувства. Что-то похожее на эмоциональное возбуждение, опьянение и теплую нежность, что граничила с чувственной алчностью. Он был взволнован. И вместе с тем он был пластичен, податлив. Казалось, иногда на несколько секунд он забывал, что перед ним коллега. Просто красивый, едва знакомый мужчина.
Федор закусил щеки изнутри.
- Да, будем играть параллельно. Следует вести счет стопкам. Я тоже буду пить крепкое. – он нежно улыбнулся и взял свой картонный планшет для записей. Михайлов перелистнул несколько изрисованных страниц. Погрудные наброски Никиты, Грача, Тимофеева. Тимофеева. Тимофеева.
Глупые расшифровки аббревиатуры ПНД:
Приют Недовольных Дворников
Помойка Навязчивых Деревенщин
Пристанище Небывалых Дураков…

- Я никогда не был в Череповце.
- Ого! Остроумно.  – он мягко улыбнулся - Да простят меня череповчане, я не думаю, что там есть на что посмотреть.  – Михайлову понравился тактический ход коллеги. Это было элегантно.
- Я никогда не был в детских летних лагерях.  – мужчина плавно поправил очки и, взяв еще одну хрустальную стопку, наполнил ее водкой.

Отредактировано Федя (2025-03-30 20:00:19)

- Я тоже там не был. Мне как-то предлагали, но я отказался, - признался Тимофеев. – уже толком даже не помню, почему.
- Мне отец как-то предложил. Меня это так расстроило, что я сбежал из дома и несколько недель валялся по чужим койкам.  – он горячо выдохнул и сделал глоток вина – Потом вернулся, конечно…
Из-за дрянных выходок Федора, Никита в какой-то момент абстрагировался от сына. Они стали будто соседи по комнате. Юный Федя, чувствуя охлаждение отца, окончательно протек флягой, и, не зная, как вернуть расположение родителя, пустился во все тяжкие.

Сейчас Федор ждал новый ход своего напарника. Пока тот думал, Михайлов машинально делал схематичный набросок коллеги. Хотелось запечатлеть его максимально точно, чтобы потом… Рассматривать? Нет, нет, нет.
- Я никогда не брился ниже пояса.
Федя, самозабвенно кусающий крупную клубнику, поперхнулся. Сначала он вообще не понял, о чем речь, но, когда немного откашлявшись, въехал в суть, залпом выпил содержимое своей стопки. Мужчина поднял темные глаза на игриво улыбающегося напарника и не смог сдержать саркастичное выражение:
- Очень смешно.
Он пару секунд смотрел на свои колени, после чего, вопреки сардоничной реакции, белозубо улыбнулся:
- Ладно, это действительно смешно. – Федя расслабился, и добродушно рассмеялся, а затем сделал пометку в планшете. Обычно игра  «я никогда не»  имела правила выигрыша, но о них все довольно быстро забывали. Сейчас же стоило внести ясность:
- Мы с Вами не договорились о выигрыше. Ставка на «я никогда»: проигравший две недели делает отчеты для Грача. Ваше решение о выигрыше по «перепою»?
Федор расслабленно поправил очки и съел мягкий кусочек сыра.
- Я никогда не носил сандалии вместе с носками. – он выжидательно смотрел на коллегу. И тут до Михайлова стали доходить слова напарника. «Никогда не брился ниже пояса». Значит, от пупка Валерия идет темная, похожая на колосок дорожка, что заканчивается блестящими завитками, которые уходят все ниже и ниже… - в паху у Феди что-то екнуло. Чтобы избавиться от яркости фантазии он был вынужден сделать новый глоток вина.

Федор  неторопливо доел свою клубнику:
Кто проиграет, три дня кормит победителя обедом. Сам готовит или покупным, не суть важно. Годится?
- Да, это хорошая ставка. Договорились. – он улыбнулся, обдумывая новый ход соперника.
«Если не Зайчиком, то кем? Тигренком?» - Михайлов не был уверен, что задавать встречный вопрос по правилам, поэтому не стал совать нос не в свое дело. Молодой мужчина медленно провел подушечкой указательного пальца по краешку рюмки с водкой.
Я никогда не… - протянул он. – Не был зайчиком на утреннике.
- Я тоже. Меня наряжали в Гамлета. На утреннике я читал Шекспира. – в лице Федора проступило что-то кислое:
   «...Ни мрачность
   Плаща на мне, ни платья чернота,
   Ни хриплая прерывистость дыханья,
   Ни слезы в три ручья, ни худоба,
   Ни прочие свидетельства страданья
   Не в силах выразить моей души…»
Перед утренниками мать давала ему хорошую дозу валерьянки, иначе он не мог прочесть стихи без заикания.
- И еще Пьеро. Не тот, что в «Золотом Ключике», а тот, что любовник-неудачник из дель Арте. – надо отметить, унылое Федино лицо прекрасно вписывалось в этот печальный образ.
Эти образы создавала мать Феди, Никита Сергеевич предпочел бы видеть сына пиратом, но был обвинен в примитивности и покорно отступил.
После отъезда матери Федор стал делать себе костюмы сам. Как модельер он дебютировал в наряде привидения, нахлобучив на себя старую наволочку с двумя дырами для глаз. В начальной школе образ получил развитие. Вдохновившись книгой «Всемирная история», Федор слегка сместил акценты, и, удлинив и подпоясав свою страшную наволочку, получил дресс-код Ку-клукс-клана.
Взрослым он напиздел, что он все еще призрак, а вот друзей напряг прилично, когда начал с ними делиться истинной сутью костюма.
- Вот такие утренники. – подытожил Михайлов свое детство и поднял глаза на коллегу.
«Интересно, каким он был в детстве?» - тепло, разлившееся где-то в груди, заставило взгляд Михайлова потеплеть. Он прикрыл глаза и с болезненностью понял, что ему хочется по-взрослому утешить маленького Тимофеева.
Неожиданная, неоднозначная  мысль.   
- А, вот что. Насчет выигрыша. У меня только одна просьба: давайте не пойдем в кафе «Домашний Очаг». Там хорошо готовят, но зато морды бьют в любое время суток. Я один раз пропустил, мне в чайник прилетело, потом болел неделю…  - он мягко сощурился, глядя на коллегу. Алкоголь и симпатия смешивались в тугую спираль и вызывали в поведении Федора кокетливость:
- Я никогда не измерял части своего тела ни рулеткой, ни линейкой, ничем прочим.  – уголок рта игриво приподнялся, изгибая губы по форме лука.

Отредактировано Федя (2025-04-02 10:07:01)

Михайлов мягко улыбнулся:
- Я бы хотел увидеть Ваши фото с одной из «елок»…
Глаза мужчины неверяще распахнулись, он стал похож на удивленного коня, который впечатлился цветным кленовым листом.
- Портосом? Серьезно? Как-то это жестковато, учитывая, что Портос скорее комичный персонаж. Даже не верится…
Феде было очень сложно представить напарника толстеньким школьником. Сейчас коллега был сухой и жилистый. Михайлов не видел подчиненного без одежды, но без труда чувствовал, что Тимофеев прекрасно развит. Он красив притягательной мужской красотой.
Валерий чем-то отдаленно напоминал ему молодого Высоцкого. Что-то в осанке, внимательном темном взгляде и серьезно нахмуренных бровях.
Высоцкий нравился Федору. Нравился. Если Михайлов сильно напивался, он часто ставил на проигрыватель пластинки с хрипловатым и выразительным голосом талантливого артиста.

Федя выдохнул. Он очень старался вытолкнуть воздух из ноздрей так, чтобы его выдох не звучал разочарованно. Его тянуло жаркое чувство, что зарождалось между ног и поднималось выше. Это чувство ласково, но настойчиво просило узнать у коллеги результаты прошлых исследований.
- Это обманчиво хорошее место. Быстро учит за базаром следить. Пообедаешь там пару раз, и научишься одним взглядом уничтожать малые населенные пункты. А если не научишься, то порежут на заднем дворе, будут ковыряться, и добро пожаловать на инвалидность. И никаких гарантий относительно будущего посетителей нет. Никто не мешает уехать в дом из восьми досок пройдя все эти мучения. То есть приключения. Одним словом, это хорошо отремонтированный портал в ад. Допускаю, что хозяин этого заведения какой-нибудь чернокнижный офицер из высшего состава.

- Мммм. – Михайлов часто отвечал так на те вопросы, что требовали от него вдумчивых ответов. Философски он гладил свою рюмку. Вопрос был сложный.
За девочками своего возраста Федор не подсматривал. Они никогда не раздевались полностью, а если кто-то из одноклассников азартно закатывался на их территорию, девушки преувеличенно громко кричали. Их голоса звучали восторженно, им явно нравилось происходящее.
Нежный Федя не смог бы испытать удовольствие от происходящего, даже если бы захотел. Все это было слишком травмирующе. Его нервы не выдерживали подобного напора и публичности. Федору нужна была интимность, защищенность и тонкий эротизм. Он знал, что его настроение слишком сильно влияет на его возможности. Красивые ровесницы, азартно сулящие к ары наглым парням, пугали его.
Федор не хотел с ними связываться.
- А Вы за кем подглядывали? – вопрос прозвучал легко и не скабрезно.

- Я либо Медвежонком, либо Ковбоем был. А. Портосом еще. Я был пухлый. Да я не против был.
- Чувство такое, что Вы были уравновешенным ребенком. Хотя я тоже не протестовал, мои мысли были заняты другими вещами. Я очень боялся конкурсов. Однажды на утренник в детском саду родители пригласили ведущего, и он пришел туда бухим в дым. Взрослые считали, что дети даже не поняли, что к чему, зато какие веселые конкурсы он проводил! – Федор поежился, наглядно демонстрируя веселость конкурсов -  Но иногда забывал, что он на утреннике, а не на пьянке. – на детских праздниках Федя отчаянно старался вести себя максимально незаметно. Когда малышей делили на команды, Федя тянул всю команду вниз. После валерьянки он был заторможенный и соображал плохо. А может быть, дело было вовсе не в валерьянке, а в том, что Федор просто был заторможенный. Соратники не обижались на него, но Михайлов ощущал ответственность за провалы отряда и сильно от этого страдал.

- Чернокнижик, владеющий пивнушкой. Оксюморон.
«Оксюморон!»
Михайлову пришлось приложить определенные усилия, чтобы не выдать взглядом или улыбкой легкое удивление. Витое греческое слово немного неожиданно прозвучало из уст лаконичного коллеги.
- Да?  А мне кажется, наоборот, логично. Где еще начинать сеять зло, как не в пивнушках? Разве только в школах и…
Он хотел сказать «и в церквях», но на подлете сообразил, что это будет бестактно. Пришлось срочно соображать, что именно «и»:
- …и вузах.  – Федя взял сырную конфету.

- Зрелище никакое, все визжат, приходит физрук и за уши оттаскивает пацанов обратно в их раздевалку.
Михайлов удивленно приподнял брови:
- Соглашусь… - Валерий практически слово в слово повторил его собственные мысли о подглядывании за школьницами – Похожее впечатление.

- Вы точно уверены, что мне стоит остаться?.. Может, я пойду? Пока еще стою на ногах…
- Конечно, я уверен. – Федор хотел подтвердить свою уверенность аргументом «я уже постельное белье сменил», но вовремя прикусил язык. Так стало бы понятно, что он заранее готовился к тому, что коллега останется у него ночевать.
«Тогда бы уж сразу говорил, что постельное белье сменил, а нижнее вообще снял!..»
Федя покраснел.

Сейчас был его ход. Его тянуло сжульничать, заставить напарника выпить снова. Например, сказать, что он «никогда не выглядел, как бомж» или «никогда не разговаривал с бомжом о жизни» или еще что-то заведомо нечестное, но это свело бы весь азарт игры к нулю.
- Я никогда не использовал избитые подкаты. – Федор неторопливо тянул вино. Ему не хотелось трезветь. Ему нравился вечер, нравилась близость Валерия. Его тело было горячим и расслабленным. Он радовался, что в подростковом возрасте все-таки не вскрыл себе вены и теперь мог сидеть и любоваться Тимофеевым.
- Вы проигрываааете.  Хотите попробовать отыграться или пораа звонить Грачу и радовать его новостями? Наверняка, ему будет приятно узнать, что ближайшие две недели отчеты ему будете сдавать Вы. – Федор посмотрел на коллегу поверх очков и прикоснулся к мочке уха.

Отредактировано Федя (2025-04-11 14:48:09)

Федор с удовольствием рассмеялся над похоронным анекдотом. Шутка была в меру циничной, чтобы прозвучать в коллективе ПНД.

В каком конкурсе?  В соревновании по перепою или в «я никогда не»?
Михайлов опустил глаза в планшет, подсчитывая очки:
- В «я никогда» проигрываете.  Перепой… Давайте так, кто первый выключится, тот проигрывает. – от Федора не укрылось, что его напарник время от времени пьет шоты даже вне игры. Это давало Феде, который мыслил чуть более ясно, небольшое преимущество. Впрочем, то как он сам начал растягивать гласные говорило о том, что и он уже порядком накидался. Впереди финальные признаки: он не сможет читать и снова начнет заикаться. Алкоголь необычно действовал на его речь. В привычных дозах он позволял Феде говорить чисто, а если переборщить, Михайлов начинал картавить еще сильнее.

- Где еще… ну, в квартирах нормально прорастает, типа того дома, где Гнилой… эээ… гнил
- Вы абсолютно правы, дряни кругом полно, но «Домашний Очаг» является отличным катализатором и ставит это дело на поток. Стремительный поток. Если люди не дерутся там, они потом идут и дерутся где-нибудь еще. – он мягко улыбнулся. Все то, что сказал Валерий было абсолютно верно, но воспоминания о Грише, который теперь одиноко пускает пузыри на дне болота, вызывали печаль.
«Надо бы его навестить, принести конфет…»
Федор, отлично понимая, что никого он навещать не поедет, грустно глотнул вина.

- Ну хорошо,  спасибо за… гостеприимство.
- Пожаалуйста. Выы составили мне приятную компанию. – Михайлов расслабленно улыбнулся, показывая крупные зубы.

- А просто подойти, предложить познакомиться?
- Значит, не использовали. – кивнул он – Подойти и прrигласить куда-нибудь – это хороший варrиант знакомства. Я Вам могу озвучить несколько мерrrзких подкатов: слышал, когда учился в вузе. Услышь я такое, буyyдучи девушкой, меня бы заaтошнило. Впрочем, насколько я помню из жалоб сокурсников, девушки и не ценили это оaaстроумие.
Михайлов слегка нахмурился, вспоминая самые отвратительные формулировки. Его губы слегка скривились, будто он раскусил слишком кислую ягоду:
- Вот, напримерr: «Вы иизвините, не хотел показаться нетактичным. Я хуудожник и пялиться на краасивых людей — моя прямая задача».  – он подался корпусом вперед, в сторону напарника - Или вот, еще хуже: «Здесь и прrавда так жарко? Или это все из-за Вaас?»  - Федя звучал и выглядел так, будто читает грязное заклинание, которое откроет  ворота Преисподней и выпустит оттуда всех демонов - Ну и, пожалуй, саамое эффектное: «По Вам не скучают на небесах? Такой аангел — большая потерrя для Рrrrrая!»
Со стороны могло показаться, что сейчас Федор перебирает все известные ему комплименты, чтобы подвалить к Валерию. Разжевав перед этим лимон.
Решив, что с коллеги достаточно, Михайлов выпрямился, и, чтобы смыть с языка филологический позор, выпил рюмку водки. Разжеванный лимон постепенно покинул черты Феди, его мимика вернулась в норму.

Михайлов с нежностью смотрел на подчиненного: крепкий алкоголь пробудил в нем чувствительность. Ему хотелось посмотреть на то, как Валерий будет выглядеть в одежде отца. А вдруг, он уснет раньше времени, и тогда Федор сам сможет его переодеть… От этой мысли перехватило дыхание. Коллега, тем временем, внес гениальное предложение:
- Давайте позвоним Грачу, и какую-нибудь хрень ему скажем!
- Каакой Вы остроуумный! – уже в который раз за вечер восхитился Федя, с уважением посмотрев на Тимофеева – У мменя есть мой личный телефон, сейчас найду… - Федор владел двумя смартфонами. Один для работы и связи с отцом, второй для общения с женщинами. Федя тяжеловато поднялся, оперевшись для надежности, о подлокотник,  и, чуть покачиваясь, двинулся к своему серому портфелю из тонированной крокодиловой кожи:
- Он сегодня дома должен ночевать.  - объяснил Михайлов через плечо. Не в силах рыться в портфеле стоя, он притащил весь портфель к креслу и только там выудил телефон для свиданий:
- Иии?.. Кем ммы преет-тставимся? Приставимся…– Михайлов мельком глянул на часы: половина двенадцатого… Ого!
«Грач меня убьет»
Федя шаловливо и как-то плотоядно разулыбался:
- Вы деевочек вызываали: они на месте. Каак заказывали: жииваая и мертвая… - он поправил очки. Глупые мысли было сложно собрать воедино – Я прrиишел на свидание с Заарецким, а он сбежал, что за безобразный серrвис… - он поставил локоть на стол - Ваши идеи?

Отредактировано Федя (2025-04-12 16:45:25)

Вот бы еще по видеосвязи – вас загримируем под него, потому что вы красивый, а я…
- Ааах! - Федя, что под алкоголем сделался мягким и шелковым, зарумянился – Спасибо… Спасибо. Мне очень прrrиятно. – он сжал в руках текстильную салфетку и начал складывать из нее лебедя. Он был смущен. Ему было тепло. Ему было… хорошо.

- Вы будете артистично изображать несчастного Зарецкого, которому, ну, допустим… холодно. А я буду изображать голосом!
- Вы будете говоrrrить? Согласен, моя рrrrrrречь… Не годииится. – молодой мужчина смущенно опустил глаза. Михайлов чувствовал, что, несмотря на то, что он был чуть трезвее напарника, Тимофеев руководит процессом. Это заставляло расслабляться, и одновременно с тем… испытывать приятное напряжение. Слова коллеги достигали самых восприимчивых струн души и тела Феди. Голос Валеrrrrия принуждал отпустить тормоза. Обычно Федор контролировал себя хорошо, но сейчас, под спиртным и близостью этого уверенного, сильного мужчины, он не мог сосредоточиться. Чтобы прийти в себя, пришлось зубами сжать кончик своего языка.

  - Вы будете артистично изображать несчастного Зарецкого...
- Я попытаюсь. Пrrrrежде я такого неее дееелал.  – чтобы скрыть свое смущение, он решил прочесть стихи, что соответствовали случаю - …спит крrrrасавица в грrrобу. Я подкрrrался, и ебу. – глаза мужчины были опущены вниз, густые ресницы полностью закрывали выражение глаз.

- Чтобы вас озвучивать, надо будет стоять очень близко, вы не против?
- Нет, нет! Рrrrrrазумеется, неет.  – Михайлов не совсем понял, в чем причина его готовности делать все то, что скажет напарник, но разбираться с этим не было сил.

- Нарядим вас Зарецким. Мне кажется, я его последний раз видел в платье?
«Платье?!»
Ладони Феди стали горячими и влажными. С чего вообще он решил, что у меня есть…
«Женская одежда»
«По мне, что, так видно?»  - от стыда у него закружилась голова. Сейчас, пьяный и чуткий, Федор был абсолютно послушен. Он был исполнителен и покорен. Сказали: «одеться в платье», значит нужно Одеться В Платье.
Порозовевший Федя, опустив глаза, тихо скользнул к своему платяному шкафу.
- Дааайте мне пяаать минут. – Михайлов старался не смотреть в лицо коллеги. Он был уязвим и стеснителен. Желания бились в нем, точно горная река, что встречает пороги. Он до боли закусил губу. Ему хотелось прямо сейчас опуститься на колени перед подчиненным, и…
Федя запрокинул голову и зажмурился.
«Какой кошмар»
Вынув из гардероба тонкое шифоновое платье до пола, мужчина незаметно оказался в ванной. Быстро сполоснувшись и наскоро обтеревшись полотенцем, Федор легко надел на себя на себя воздушный наряд.
Короткий взгляд в большое зеркало. Нежное тело, приученное к подобной эстетике, отреагировало так, как и следовало. Федю крепко вставило.
Не выдержав напора физических и моральных ощущений, он повержено опустился на кафель ванной комнаты, мягко согнув колени.  Правая рука туго вжалась между напряженных бедер. Левая кисть была сложена в кулак, и оказалась рядом с лицом. Чтобы не застонать от желания, Федор с силой впился зубами в основание большого пальца. Возбуждение пронизывало все его существо. Он, сам того не замечая, плавно покачивался во влажной истоме. Ему хотелось начать всхлипывать и умолять Валерия прикоснуться к нему.
Это было бы ужасно. Такой позор.
Михайлов сделал несколько медленных, сухих выдохов. В любом случае, он был настолько пьян, что алкоголь, что работал анестетиком, не позволил бы ему добиться разрядки.  Вполне можно испытывать это восхитительное тепло позже, будучи в ясном уме, в одиночку.
Молодой мужчина, измученный своими фантазиями и чувствами, плавно поднялся на ноги и устало ополоснул лицо холодной водой.
Все хорошо. Все Хорошо.
Не обуваясь, он вышел из ванной на полупальцах. Ступни у него были фигурные, точно у танцора. Ноги длинноватые, но совершенных пропорций и прекрасной формы, позволяли ему обходиться без каблуков. Только если этого не требовали обстоятельства.
- Гrrrrrrимируйте, Валеrrrrий.  – голос звучал сипло. Близость человека, который заставлял его так стойко эрегировать, причиняла и удовольствие, и мучение одновременно. Взгляд стал обманчиво спокойным и трезвым. Федя старался дышать ровно, размеренно. Он плавно пригладил темные кудри красивой ладонью. Кожа цвета слоновой кости, чуть разрумянилась.
Коротко глянув на свое отражение в старом зеркале, Федор подумал:
«Мне конец»
Он шумно выдохнул, горло судорожно дёрнулось.
«Дядя Вадим настучит отцу»
Михайлов встретился огромными глазами с собой в Зазеркалье.
«Папа меня прикончит»
Федя чуть развернул кудрявую голову к напарнику и нежно улыбнулся. Он с монохромной ясностью понял, что был влюблен в Валерия.

Отредактировано Федя (2025-04-21 01:26:31)

- Я, кажется, видел на столе в прихожей помаду… наверное, ваша девушка забыла…

Федя тихо вздохнул. Утверждение о том, что помаду оставила его девушка, прозвучало надуманно. Ему казалось, что сегодня коллега узнал о нем если не все, то практически все: какой смысл врать еще сильнее, лучше промолчать.
Пудровое платье было хорошо подогнано под его фигуру, под гладкую мужскую грудь. Возможно, воодушевленный предстоящим розыгрышем, Тимофеев и не заметит этих мелочей… А может быть, и вспомнит потом.
--------------------------
На чердаке, что принадлежал его матери, стояла антикварная швейная машина «Зигнер», произведенная в Подольске, в начале двадцатого века. Коллекционеры сказали бы, что шить на таком раритете нельзя, а нужно лишь нежно сдувать пылинки, но Федор, как и его мать в прошлом, придерживались иного мнения. Механизм «Зигнера» был настолько качественным, что даже спустя сто лет машинка прекрасно функционировала, лишь время от времени нуждаясь в смазке.
Первые полноценные опыты в шитье у Федора пришлись на тринадцать лет, когда он начал подшивать концертные платья матери под свою фигуру. Ростом и астеничным телосложением Федя пошел в мать, но ее одежда все равно требовала корректировки. Коррективы Федя вносил тайком, когда отец был на работе. В первый раз, не разобравшись, что к чему, он машинку сломал. Федя знал, что отец проверять работоспособность «Зингера» никогда не будет, но самому Феде машинка была нужена позарез. Тогда он нашел мастера и оплатил его работу из своих карманных денег.
Теперь он стал аккуратнее и бережнее.
Пока Федор приноравливался, он дважды прошил себе пальцы. Было очень больно, но Федя был твердо уверен, что хорошая работа требует крови. Он воспринимал это как данность.
В шитье он проявил странное упорство, которого раньше за ним не наблюдалось. Он всему учился сам. Перепортил много вещей, но потом сам и выправлял.
Никита Сергеевич был не в курсе экспериментов сына.
Иногда Федя мечтал о том, как станет модельером: ему нравилось разрабатывать сложные вечерние образы для девушек, но он даже не думал говорить об этом с отцом.
Шить шмотье – это занятие не для мужчины.
Федя хранил свои опыты в тайне.
Федор помнил – беззлобно, но помнил – как встревожено отреагировал отец, когда увидел, что его семилетний сын копошится с цветными лоскутами тканей и материной заколкой под письменным столом.
------------------------
Федор беззвучно опустился на стул и аккуратно расправил складки на подоле. Посмотрев на получившийся результат, он снова сложил подол в складки: гладко приглаженная на бедрах юбка откровенно демонстрировала его половую принадлежность и острое желание лечь под стажера.
Михайлов болезненно изогнул темные брови и сжал переносицу большим и указательным пальцем. Очки мужчина снял еще в ванной.
Когда напарник вернулся, Федя плавно, нежно приподнял подбородок навстречу его движениям. Он на мгновение прикрыл глаза, сосредотачиваясь на происходящем. Ощутив, что подчиненный заканчивает, Михайлов медленно открыл глаза и посмотрел на себя в зеркало:
- О… Раньше… Раньше я…
«Делал это сам»
- Нет, ничего. – он, разрумянившийся и жаркий, поднял взгляд на коллегу. Феде захотелось взять у него из рук помаду и тоже провести ей по губам подчиненного. А потом…  Упасть спиной на постель и медленно поднять юбку.
Федору казалось, что его вот-вот начнет физически потряхивать от всего происходящего. Может быть, он и ошибся, думая, что алкоголь защитил его, притупив тактильность. Казалось, чувствительность вернулась к нему с новой силой.
Глаза Феди расширились, он был почти готов сказать: «Давайте пошлем к черту этого Грача…» и, приподняв рубашку Валерия, начать целовать ему низ живота, оставляя на коже множество отпечатков своих накрашенных губ, спускаясь все ниже и ниже.

Остатки самообладания трескались, но Тимофеев вовремя отстранился и отправился выключать свет.
Свет погас.
Пришло время вспоминать свои актерские опыты врем детского сада. Унылое выражение Пьеро, которое Федя надеялся больше никогда не увидеть на своем лице, заняло свое законное место. Наивный Федор не знал, что «Пьеро» скисает в его чертах гораздо чаще, чем он думает.
Театральная труппа «Два шутника» вышла на сцену для своего единственного, несчастного зрителя.

Und merke bald ich bin schon lange kalt
So kalt, mir ist kalt.
Грач не отвечал долго, Феде уже начало казаться, что тот выключил звук на телефоне и тем самым избежал веселого розыгрыша, но начальник все-таки принял вызов. Федор талантливо сквасил на лице посмертную маску, устало закатывая глаза и медленно, но артистично заламывая руки. Этот великолепный жест он отточил еще в юности, добивая им при ссорах оборону отца.
Валерий выл о том, что он Зарецкий и о том, как ему холодно: сначала он, одинокая душа, замерз в сугробе, а теперь жестокие люди уложили его в холодильник…

Встретившись взглядом с белками закатившихся глаз Феди, Вадим медленно приоткрыл рот. Он болезненно нахмурился, затем поднял ладони и стал тереть ими лицо. Не так, как отирают слезы, он будто хотел стереть свои черты начисто. Будто рисунок ластиком. Губы, нос, скулы.
Когда ему, наконец, удалось сосредоточиться, прийти в себя и понять, что это не дерьмовое продолжение ночного кошмара, он сфокусировал взгляд и включил настольную лампу. При теплом свете стало видно, что Вадим был одет в растянутую футболку с символикой московского «Спартака», волосы у него были взъерошены, а нос – вероятно, от недосыпа – еще сильнее, еще более хищно, заострился.
Несколько секунд у Вадима Георгиевича ушло на узнавание.
- Значит, холодно тебе.  – голос звучал опасно-вкрадчиво и спокойно, но точеные ноздри нервно подрагивали, придавая лицу опасное выражение – Я могу решить эту проблему. У меня есть целая очередь из желающих тебя согреть. Выберу самых умелых и толпой позову. Пусть соревнуются между собой, кто горячее. То, что от тебя останется, уж точно мерзнуть не будет. – он выключил лампу – Господи, что за дегенераты меня окружают… -  Вадим устало закрыл глаза и завершил вызов.

Федя недолго посидел без движения, а потом ошалело развернулся к напарнику.

Федора очень удивил артистизм напарника. Тот с чувством подошел с отыгрышу.
«Гарольд, ну это же твоя роль…»
Идея отдавать десятину бабушке покойного была хорошей. Если, конечно, у Зарецкого имелась живая бабушка. Все лучше, чем жадноватому практичному Грачу.

После того, как его отругал начальник, Михайлов слегка растерялся.
- Интересно, откуда Вадим Георгиевич знает, кто из клиентов Зарецкого самый умелый. Он что, следит за ними? Или… присоединяется в процессе?..
Мысли и чувства Феди пустились в пляс. Валерий стоял очень близко. Валерий положил ладони на его талию. Федор как-то естественно, совершенно незаметно для себя, подался назад, навстречу рукам коллеги. Если раньше мучающее желание было сосредоточено в паху, то теперь оно нежно следовало за сильными кистями напарника.
Феде казалось, что он вот-вот начнет постанывать, и тем самым окончательно выдаст себя. Его пальцы нервно стучали по лакированному подлокотнику стареющего дивана. Он отбивал морзянкой три буквы, известные всему миру:
«S.O.S.  S.O.S.  S.O.S.»
Неожиданно Подчиненный поцеловал его. Федору показалось, что это было хмельно, отчаянно.
Так надежные инкассаторы, которым доверили транспортировку денег, внезапно крадут все средства; так заместители директоров, повинуясь дикому порыву вешают на своих начальников огромные недостачи и сваливают заграницу.
Шальное, безумное решение, которое человек принимает в каком-то измененно-отважном состоянии рассудка. Плевать, что будет потом: есть только здесь и сейчас.
Михайлов сейчас мыслил также.
Физически он испытывал острое… Такое острое возбуждение. Этот мужчина – Валеррррий - заводил его с пол-оборота. Федя нежно и тягуче приподнял бедра навстречу телу подчиненного.
--------------
Как хорошо: так близко. Как же этого не хватало. И вот теперь Тимофеев рядом.
Федя дернулся. Долгожданный поцелуй сорвал в нем все стопы.
- Пожалуйста, не медли… – тихо взмолился Михайлов и медленно перевернулся на живот. Теперь он стоял почти на четвереньках. Грудь упиралась в постель, таз был высоко поднят: если вдруг коллега упустил слова, то красноречивость позы с лихвой компенсировала тихую речь. Белье начальник пнд надевать не стал.
Молодой начальник не выглядел властно, совсем напротив, он казался абсолютно послушным.
Его мучил стыд, ему было почти физически трудно обнажаться, и одновременно с тем, испытав поцелуй Тимофеева, он больше не мог себя сдерживать. Наверное, если бы Валерий сейчас отстранился, Федя бы горько расплакался.