В центре гостиной стояла рождественская елка. От нее тянуло торжественностью и праздником. Королевская елка, наряженная самим Королем. Рэндал, впрочем, тоже помогал с украшением: среди сочной хвои застенчиво покачивались чьи-то пальцы с аккуратным маникюром; вершину елки венчала тихо сопящая оленья голова. Ее нос был выкрашен в праздничный цвет чем-то красным. Это была отрезанная Голова девочки-Оленя, которую Айвори-младший назвал Рудольфом. 
В зелени мерцали огоньки, уютно поблескивая на глиттере ногтей, пальцы иногда таинственно сгибались, приманивая к себе. Стеклянные шарики чуть покачивались. Винтажная игрушка, изображающая пузатого негритенка в коротких шортиках, призывно таращила огромные белки глаз.
Елка являлась воплощением красоты и загадочности. Казалось, она находилась в постоянном, едва уловимом движении, а среди ее ветвей была скрыта разжигающая любопытство тайна. Елка красовалась, елка нашептывала.
Скорее иди сюда, котик. Смелее! Узнай, сколько мышат шуршит среди золотистой бумаги, в которую завернуты подарки, сколько блестящих птичек прилетело на мои нарядные ветви... Не медли, котик! Праздник кончится, и ты опоздаешь...
Воля Ньена дала слабину. В один мощный прыжок он преодолел расстояние, что отделяло его от цветных огоньков, и грузно повалил рождественскую ель, под которой, как оказалось, уже прятался Нион, тихо жующий фольгированный серпантин.
...плачущий звон разбитого стекла, зловещий смех винтажного негритенка и два кота, безнадежно запутавшихся в праздничных гирляндах.

- Зачем ты так сделал? Ты наступил на Рудольфа! - в голосе Рэндала не ощущалось особого упрека: у него было хорошее настроение и он планировал заняться рукоделием. В самом прямом смысле этого слова. В проекте были рождественские полосатые посохи, сделанные из вяло двигающихся пальцев. Главными помощниками в работе должны были стать скотч, степлер и Себастьян.
- Теперь он весь измялся. - Айвори-младший опустился на пол, и на четвереньках подполз к Рудольфу, держа в зубах любимые ножницы. Было слышно, как колени сухотелого Рэндала крошат осколки игрушек.
Ньен хмуро слез с поверженной елки и нервно подергивал ногой, пытаясь стряхнуть с нее прицепившуюся гирлянду. Он молча корил себя за очередное помутнение. Затмения с ним случались, и потом каждый раз он ощущал себя глупо, почти удрученно:
- Сэр... Мне оказалось, в подарках шуршали крысы. Должен был проверить. - он невольно расправил плечи: теперь кот был не бестолочью, что поддалась идиотскому порыву, а защитником праздника. На этой волне он зорко глянул на сородича.
У Ниона была в анамнезе одна скверная привычка: время от времени он по-тихому съедал продукты семьи. Особенно это касалось еды, что принадлежала непосредственно Лютеру. Ньен регулярно бил кота за эти выходки, но тот все равно продолжал тайно объедать хозяина. Почему-то наказания не работали. Может быть, Нион пережил блокаду Ленинграда. Или голод Поволжья. Возможно, его утонченная нервная система не была приспособлена к грубому насильственному воздействию.
Или он был просто слабовольным котиком, постоянно ищущим еду. Ньену было все равно. Он предпочитал считать сородича туповатым и продолжал регулярно поколачивать его.
Одним словом, за Нионом нужно было следить:  вдруг он снова украл все савоярди Лютера и сгрыз их в каком-нибдь углу? 

Нион апатично отложил изжеванный серпантин и неслышно направился к пафосной металлической чаше, полной пунша. Его огорчало, что обстановка в доме стала несколько напряженной, он собирался это исправить единственно доступным ему и хорошо известным способом. При помощи веществ.
- Теперь Рудольф - это я. - Рэндал отрезал помятый олений нос и приклеил его себе на лицо - Праздник спасен! - он встал. Черный костюм, укрывающий стройные ноги, был весь в битых елочных игрушках. Рэндал сиял.
Тихо выдохнув, Нион достал из кармана чикетку. Он собирался добавить в пунш совсем немного травяной радости, но тут его щиколотку приглашающе царапнул сбежавший палец, жаждущий пообщаться. От неожиданности Нион охнул, его рука дрогнула.

Уши Ньена поникли: хозяин считает его врунишкой. Несправедливо. Кот был был уверен в своей правоте и без проблем прошел бы проверку на полиграфе. Вдруг, стая пьяных крыс собиралась растащить все подарки? Кто, если не он, сможет спасти семью от разорения грызунами? На Ниона не было никакой надежды. Ньен высокомерно глянул на первого кота. Тот, опасаясь, что Господин снова соблазнится стеклянными кусочками, что с ним было, когда Лютер находился в лунном настроении, и объестся ими, торопливо собирал осколки игрушек.

Закончив с работой, кот устало почесал ухо и с нежностью посмотрел на хозяина: кажется, тому понравился пунш.
- Рожки. Ты чертовски прав, братец! И я знаю, где их взять... - Рэндал легко, даже игриво, развернулся на каблуках и вышел из гостиной. Его путь лежал в комнату Лютера: с недавних пор одна из стен там была украшена рогами девочки-Оленя. Легкий характер Рэндала позволял ему беззаботно относиться к чужим личным границам. Ради собственного удовольствия он как-то раз съел любимую кассету своего брата, на которой была ретро-запись любимого Лютером мюзикла "Кошки". На фоне того события самовольная аренда рогов не казалась чем-то особенным.
Ньен вернул ель в вертикальное положение и молча укрепил ее праздничными гирями. Это было непросто: гири ему хотелось поставить на ноги Себастьяну.
Иголки оставили на руках и лице кота десятки розоватых мелких царапин.
Стараясь вернуть расположение хозяина, Ньен вежливо наполнил опустевший бокал Господина пуншем. Нион беззвучно подошел к членам семьи, после чего налил пунша себе, Ньену и Себастьяну. Рэндал еще не вернулся. Кроме того, Господин не разрешал младшему брату спиртное в виду несовершеннолетия. Это не было проблемой: организм Рэндала сам в изобилии вырабатывал алкалоиды. 
Напиток оказался  вкусным: насыщенным, пряным, праздничным.
Нион медленно опустил веки и на какое-то время погрузился в темноту своих ощущений и тепла. Когда он открыл глаза, то увидел темно-красную дверь украшенную множеством золотистых огоньков. Раньше этой двери определенно здесь не было.
Раздался негромкий скрип, похожий на мелодию старой музыкальной шкатулки - это приглашающе открылся проход в мир Вечного Рождества.
Над дверью висел пышный венок из остролиста. В центре венка крепился строги козлиный череп.

Вся семья окунулась в Рождество.
- Не волнуйся ты так. - беззаботно отмахнулся Рэндал от тревог своего брата - Видимо, место Санты уже кем-то занято. Давай, как только найдем его, сразу свергнем и Сантой станешь ты. А потом, по праву престолонаследования, я...
У котов на головах появились глуповатые колпачки в красно-зленую полоску. Головные уборы были подозрительно похожи на те, что Лютер надевал на провинившихся домочадцев: "дурачок".
Образ коточелов дополнился пластиковыми насадками в виде эльфийских ушей: по четыре на каждого кота. Пара на кошачьи ушки и пара на человеческие.
- Рождественский эльф. - Рэндал уличающе оторвал ярко-красный помпон-пуговицу с груди Ньена.  - И ты тоже. - пальцы-украшения, по всей видимости подчинявшиеся Айвори-младшему, игриво пощекотали Ниона за накладное пластмассовое ухо.
- А Себастьян... - Рэндал озадаченно приоткрыл рот, показались крупные квадратные зубы. Он читал надпись на деревянной табличке, что висела на шее у его питомца - ..."хороший мальчик"?
Пока Принц Тьмы осознавал прочитанное, откуда-то с потолка раздался странный ржавый скрежет: это взошел полумесяц. Вслед за ним, с надрывным скрипом зажглась искуственным светом Вифлеемская звезда.
Пока семья любовалась необычными небесными явлениями, из угла выползла странная куча тряпья. Она конвульсивно подрагивала, выбрасывая в разные стороны длинные паучьи ноги и руки. Несмотря на анатомичную абсурдность, двигалась куча на удивление проворно. У кучи была пышная белая борода и бутылка кока-колы на поясе. Это был Божественный Кью. Это был Санта.
- "Хо-хо-хо!" - Кью не говорил - возможно, у него не было голосовых связок - он ловко вытаскивал небольшие подгнившие таблички, на которых черной краской были написаны его слова.
- "Хороший мальчик!" - с тревожным сухим шуршанием Санта, передвигаясь боком, точно краб, добрался до Себастьяна - "Время получить подарки!" - он метко швырнул очередную гнилую табличку точно Ниону в лоб - "Хо-хо." - Божественный Кью схватил питомца Рэндала, и, засунув его по пояс в мешок, потащил прочь, напоследок запустив в семью еще одной деревяшкой - "Хо-хо."

Ньен молча кивнул и отправился в погоню. В руке у него откуда-то появился нож. Кажется, он был неотъемлемой частью его тела.
Нион пытался снова приласкаться к руке хозяина, бессмысленно глядя в след торжественно смотавшемуся Санте. Коточел знал, что бутылка кока-колы на поясе Кью была настоящая, олдовая, с кокаином, как и полагалось на заре создания напитка. Ниону было жаль похищенного Себастьяна, но унесенной бутылки было жаль тоже.
- А если не вернем? Он, ведь действительно, был хорошим мальчиком!..  - Рэндал уныло рухнул на колени и гулко стукнулся лбом об пол. От удара его глаз вылетел из глазницы и пробил линзу очков, повиснув на длинном жгуте нервов.
- Если он пропал навсегда? И теперь целую вечность будет пить колу и кататься на грузовике с огоньками? И писать кровью на дощечках "Хо-хо"? И все это без меня... - Рэндал подполз к брату и теперь лежал у него в ногах.
- Если Санта поработит его, если... - поток мрачных пророчеств был прерван звуками борьбы: это Ньен догнал Кью и набросился на воплощение декабрьского зла, пытаясь вернуть рождественского урода к Лютеру.
Себастьян, следуя завету хозяина, боролся. Часть мертвого носка он прожевал: за время жизни в Семье, он привык питаться самыми разными вещами, а часть выплюнул:
- Выпусти меня, чертов психопат! Никакой я тебе не хороший мальчик!  Я... ненавидел своего одноклассника, который называл меня "рыжим говнюком", я выпил весь отцовский виски, а в бутылку налил чай, я подсматривал за соседкой в бинокль, я... - судя по болезненному надрыву в голосе, фантазия человека понемногу истощалась, а Рождество все никак от него не отвязывалось, милостиво прощая ему все грехи прошлого:
- "Это было давно. В этом году Хороший Мальчик." - Кью размахивал табличкой, ожесточенно отбиваясь ей от коточела с ножом.
Светлокожее лицо Себастьяна исказила мука: нужно было срочно придумать какую-то гадость посвежее.
- Я... я хочу остаться с этими психами, которые готовят трупы бродяг на ужин! Я хочу жить с ними и отрезать уши Свидетелям Иеговы!
Кью замер. Секундного замешательства было достаточно, чтобы Ньен проворно всадил нож ему в шею. Из раны густо закапала черная гнилая жижа.
Из пепла восстал воссиявший Рэндал:
- О, Себастьян!  - окрыленный услышанным, он ощутил волю к сражению, и, с яростью берсерка вытащил свой второй глаз из глазницы, после чего метко запустил его в Санту. Снаряд, подобно греческому огню, прожег в Божественном Кью глубокую дыру.
Довольный результатом Рэндал, лизнул кончиком языка нитку нервов, на которой болтался оставшийся при нем глаз.