Шаг за шагом по тракту – один схож с другим, как братья. Пыль стелется под сапогами, и лошадь тяжко идет рядом. Торопиться некуда. Ждать пока что некому, денег хватит на постоялый двор и миску горячего, и, получается, рваться тоже не за чем.
Разве что заказ сам тебя находит: тут уж грех уворачиваться и отбрехиваться, мало ли, когда еще такой выгодный подвернется. И сиди потом перед зимой полуголодный, ищи нищуков, которые с трудом скопили на гонорар за чахлого утопца…
Одним словом, когда тебе в рот кладут хороший такой, теплый еще ломоть хлеба, не забудь щелкнуть челюстями, а нос не вороти.
В корчме пахло тушеным мясом, березовыми вениками со стороны бани и людским отчаянием. Кметы столпились возле зашедшего выпить кружку пива ведьмака и наперебой увещевали выправить их беду. Правда, находились и спорщики.
- То чудовище, милсдарь, истинное чудовище!
Ведьмак сделал глоток из деревянной кружки. Пиво было годное.
- Не чудовище! То бог наш, окститесь, зачем топчете предков веру?!
- Бог бы не убил Павло!
Ведьмак шумно глотнул из кружки, и положил на зубы куриную косточку, смачно ею хрустнув. Курицу тут поджаривали вкусно, болтали тоже со вкусом и увлечением, будто сказки рассказывали. От дров шел жар, хозяйка за стойкой была молчалива и хороша (молочная грудь ее тоже внушала симпатию), крестьяне словоохотливы, напуганы и щедры. В общем, для ведьмака, которому не пристало отказываться от плывущих в руки заказов, обстановка складывалась то ли многообещающая, то ли чересчур обязывающая. Слишком расходились жители деревни Хмарник: одни норовили обличать чудовище, другие едва ли на него не молились. А это значило, что, стоит принять одну сторону – и вторая тут же ополчится, а то и за вилы схватится. Впрочем, те, кто считал «лесного Царя» чудищем, были моложе и сильнее, чем те, кто почитал его за божество. Следовательно, можно рассчитывать на благоприятный исход и вознаграждение.
- Сколько дадите? – прервал длительное молчание ведьмак, поднося к губам кружку с пивом и делая очередной глоток. Пена кружевом осела на его усах, седых, как и отросшие волосы. Крестьяне притихли, но затем один, самый бойкий и, видно, самый молодой, шагнул вперед, шлепая перед «выродком» туго набитый кошель. Плата вперед? Вот так даже.
«Тебе что, больше всех надо?»
Вслух ничего сказано не было. Геральт кошель забрал. Мало ли, решат отказаться от своих слов, когда проблема сама себя решит – руками ведьмака.
- Чего там с вашим Павло?.. – лениво поинтересовался гость, не выражая никакого искреннего интереса.
- Разобрало на кости и мясо, - со странной, гордой желчью высказался молодой кмет. Геральт обернулся к нему, хмуря седые брови, готовый слушать. Этот юноша, выглядевший состарившимся раньше времени, говорил более здраво, чем большинство спорящих вокруг. Ведьмаку было все равно, от кого принимать задания. Следовало получить наиболее внятную картину от всех, кто мог нанести хоть смазанный мазок  на полотно. По опыту, ведьмак знал, что чем больше сведений ты получишь, тем выигрышнее будет твое положение в схватке. Крестьяне порой воспринимали редких чудовищ как божества или их предвестья, потому что так жилось легче. Можно было не просто смириться с тем, что твоя родная деревня стала охотничьими угодьями, а придать этому некий сакральный смысл. Сожрали соседа? Сам виноват - нечего гневить богов.
- Святотатство! – выплюнул один из стариков.
От него пахло кислой капустой и водкой, и Геральт наморщил нос.
- Так я не понял, мне убивать его или ждать, пока между собой разберетесь?
Сидя в деревенском кабаке и рассуждая с местными, ведьмак не предполагал, что совсем скоро встретит старых знакомых, накануне прибывших в Хмарник.

Прежде чем сделать остановку в деревне, Ольгерд уже несколько недель находился в пути, и дорога  была трудной. После всех несчастий, свалившихся на измученный Север, край был опустошен. Деревни, села, станицы и местечки лежали в развалинах. За несколько дней можно было не встретить ни одного живого человека. Только трупы, остовы домов, храмов, да бродячие псы, воющие на руинах. Те, кто пережил нашествие Черных, хоронились по лесам, точно дикие звери. Замерзая, страдая от голода и болезней, они боялись показаться на белый свет, все еще не веря, что лихо миновало.
Не встречая на пути человеческого жилья, Ольгерд был вынужден кормить лошадей  корой с деревьев да обгорелой соломой с крыш крестьянских домов.
Его отряд двигался быстро, совершая остановки лишь ради необходимого отдыха или чтобы усмирить очередную шайку резунов, которых, как  водится во время всех серьезных бедствий, развелось немерено.
Когда Кабаны добрались до живой и вполне благополучной деревни, все вздохнули с облегчением. Навстречу им скоро вышел староста в окружении нескольких мужиков с копьями и дубинками. К некоторым дубинкам были привязаны конские и бычьи черепа. Фон Эверек уже не раз видел это оружие у черни.
«Быстро явились, знать часовой где-то… И вооружены, песьи дети»
Мысль была абсолютно бесцветной.
«Выходит, настороже. Видать, поэтому и живы до сих пор»
Взгляд мужчины коротко мазнул по добротным крышам и ухоженным, крепким стенам домов.
«Не бедствуют»
Староста сделал уверенный шаг вперед и, посмотрев хмуро, исподлобья, спросил:
- Вы с чем к нам пожаловали? Кто такие?
Он обращался к Ольгерду, еще издалека безошибочно определив в нем командира. Шапки, однако, не снял, а лишь красноречиво переложил копье из одной руки в другую.
«Невежа»
- Так-то здесь гостей встречают?  - атаман спокойно двинул коня вперед, прямо на старосту, а сильную руку положил на рукоять кончара, что висел около луки.
- Я Ольгерд фон Эверек. А это – мои друзья. Мы устали с дороги, примешь нас, отец? -  он говорил медленным, спокойным голосом, но в речи его звучала какая-то угроза, заведомо принуждавшая исполнить все, что он пожелает.
- За благодарностью дело не станет.
Теперь, когда всадник оказался так близко к старосте, тот отчетливо мог рассмотреть путника. Топазовые пуговицы его жупана искрились даже в сумерках, рукояти ножа и кончара сверкали бриллиантами, жупан из серебряной парчи и зеленый кунтуш подчеркивали красоту благородного лица.
Взгляд старосты смягчился, он понял, что перед ним человек небедный, и только теперь крестьянин низко поклонился. Его примеру последовали и другие мужики.
- Милости просим, ясновельможные судари! Можете разместиться у зятя моего, Михала, у него хозяйство большое, справное, всем места хватит…  Вы простите нас за грубость, не хотели нанести вам оскорблений, просто времена нынче лихие, много дурного люда вокруг, ох, много…
Староста продолжал что-то говорить, попеременно переходя от жалоб к извинениям, но Ольгерд уже не слушал его.
- Расседлать коней. Зажечь огонь.
-----------------------------------
Это было вчера вечером. Фон Эверек планировал пробыть здесь какое-то время, чтобы дать отдых людям и хоть немного откормить лошадей, которые уже начинали походить на полудохлых кляч из-за постоянного отсутствия овса в дороге.
Людям приходилось легче – они кормились охотой, но их силы тоже были не бесконечны.  Изначально Ольгерд хотел остановиться дня на три, но утром к нему пришел помощник с дурными новостями:
- Батько, ребята просят подольше у мужичья постоять. Устали мы – мочи нет. Василий в горячке слег, а у Ревуна раны открылись. Надобно передохнуть.
Надо – значит надо.
Хотя долго находиться на одном месте атаману было трудно. Он тосковал.
Временами становилось настолько тошно, что он начинал метаться, как рысь на цепи, хватал себя за волосы, заламывал руки. Его бил озноб. Что ему делать? Как поступить теперь?
Сейчас звуки его шагов отдавались мрачным эхом в уютном доме Михала.
Когда наступила ночь, он и вовсе пал на пол, как подкошенный, и начал молиться:
-  И днем и ночью я к тебе, Вечный Огонь, тоскуя, взываю! Священное Пламя, уйми мои мученья, будь милостиво ко мне, хотя в грехах живу я, услышь моленья. Я не заслужил тех страданий, что испытываю!
Затем, заметив, что кощунствует, он умолк, и, обессиленный, провалился в забытье.
Ночь прошла в забытьи.
Когда наступил рассвет, и Ольгерд очнулся, то положил себе постоянно чем-то заниматься, хотя в деревне особых развлечений для него не было. Только отвлекшись, можно было избежать очередного припадка.
И вот, теперь, услышав, что в Хмарник пожаловал ведьмак, атаман, желая хоть немного развеяться, пошел взглянуть на гостя и расспросить того о новостях в округе. Каково же было удивление Ольгерда, когда ожидая встретить незнакомое лицо, он увидел Геральта! Тот о чем-то вяло препирался с местными и выглядел не слишком довольным.
Фон Эверек уверенно направился к тому месту, где сидел ведьмак. Люди расступались перед  ним, невольно подчиняясь надменности его осанки.
Еще услышав шаги со стороны входа, ведьмак понял, что вошедший не из местных. Поступь была уверенная и не такая тяжеловесная, как у кметов, придавленных необходимостью трудиться с утра до ночи. Геральт поставил кружку, в которой ещё пенился реданский лагер, и поднял тяжёлый взгляд на нового гостя. Однако, когда он узнал рыжеволосого атамана, агрессия из кошачьих глаз исчезла, а брови ведьмака приподнялись в приятном удивлении. Он вспомнил, что утром краем уха слышал обмолвки деревенских, будто в Хмарнике засел какой-то отряд, и вроде как предводитель из знатных, но не ждал, что это будут Кабаны. Он вообще не представлял, что Ольгерд будет делать после их расставания, потеряв былое могущество. Но, видно, его люди ценили в атамане не только неуязвимость.
- Кого я вижу! Это же Геральт из Ривии! Приветствую тебя, мосци*-ведьмак!  -  неподвижное до этого момента, лицо атамана озарила улыбка – точно солнечный луч в пасмурный  осенний день.
Вид ведьмака вызывал в нем смешанные чувства: горечь от тяжелых воспоминаний и радость от встречи  с другом одновременно.
- А ну пошли все прочь отсюда!  - он коротко махнул деревенским рукой, точно отгоняя назойливых насекомых. – Что вы пристали к ведьмаку, точно репей к песьей лапе! – атаман зорко глянул на крестьян, словно ястреб на стайку воробьев, и те сочли за благо убраться подальше.   
- А ты останься. – это относилось к молодому кмету, что вызывался оплатить услуги ведьмака.
- Челом бью Вашей милости. – ответил крестьянин, ровно, без тени подобострастия.

— Здравствуй, атаман, — дружелюбно ответил на приветствие Геральт, скрещивая руки на груди и откидываясь на деревянную спинку стула. Ольгерд распугал кметов, о чем ведьмак нисколько не жалел. Он перевел взгляд на крестьянина, что единственный остался с ними у стойки, и чувствовал себя не очень уютно в компании мутанта и вельможного господина. — Добрый человек, ты присядь да пива возьми, а там расскажешь, что с вашим чудищем.
Молодой кмет скромно уселся у стены, вполголоса попросив у кабатчицы кружку пива.
— И мне повтори, добрая госпожа, — окликнул женщину ведьмак, а потом вновь взглянул на Ольгерда, окинув его цепким, испытующим взором. Фон Эверек выглядел немного живее, чем в их последнюю встречу, но Геральт сомневался, что он полностью пережил все случившееся. Такие раны быстро не залечиваются, а то и гноиться начинают...
- Рад вновь свидеться, Геральт.  – глаза атамана ласково смотрели на друга.  – Вижу, ты обзавелся бородой…
Ольгерд слегка растерялся. Он не знал с чего начать – расспрашивать ли ведьмака про его дела или сначала дать ему закончить разговор с крестьянином.
*сударь. (лит)
— Давно с цирюльником не встречался, — ведьмак усмехнулся, огладив бороду то ли довольно, то ли слегка смущённо. После того, как перед визитом с Йеннифер в резиденцию императора он подхватил вшей, Геральт старался ухаживать за растительностью на лице и по возможности ее мыть. Впрочем, опрятности это ему не слишком добавляло. — В город не заходил, все больше по деревням шатаюсь. Устал, знаешь, от шума. А ты какими судьбами здесь?
— Вот, заказ получил, только не пойму, как им распорядиться. Половина деревни уверяет, что в лесу живёт какое-то божество, а другая — будто там уже много лет чудовище обитает.
— Прощенья прошу, господа, — подал голос юный кмет. — Только вы старосте нашему и его прихвостням не верьте. Они монстру только что человеческие жертвы не приносят, хотя уже и их, наверное, готовы. Идолопоклонничество это, Вечному огню противное, да к тому же опасное. — Крестьянин смутился и уткнулся в кружку с пивом. Геральт качнул головой и поднял свою кружку, салютуя атаману.
— Ну, сам видишь, нет здесь согласия между людьми. Как бы опять крайним не оказаться. Выпьем за встречу?
В кабаке стало тихо, когда Ольгерд всех выпроводил. За это, пожалуй, ведьмак был ему благодарен, хоть и не шибко любил вельможные замашки. Но слушать крестьян, которые никак не могли между собой договориться, уставшему ведьмаку не хотелось. Он вообще зашёл в эту с виду благополучную деревню пополнить запасы и передохнуть, но дело нашло его и здесь. Интересно, за свое благополучие деревенские тоже были благодарны местному божеству?..
- Ты здоров ли?  - фон Эвереку показалось, что жилистая фигура ведьмака стала еще более сухой с их последней встречи. Сам дворянин тоже несколько изменился за это время. От родовитых предков он унаследовал белую кожу. Это была белизна раскаленного железа, дышащего огнем. Сейчас она заметно пожелтела, загорев на солнце и приобретя болезненно-восковой оттенок. Ольгерд похудел и зарос бородой, в которой тут и там мелькали серебряные нити.  В остальном он был здоров, молодость и сила помогали ему жить дальше. Скорбь выела его душу, но тела осилить еще не смогла. В целом, он почти не отличался от прочих людей, разве только тем, что стал еще более замкнутым, да вопреки солдатским привычкам стал намного меньше пить и больше времени проводить за молитвами. Люди и сами не особенно тянулись к нему теперь, предпочитая держаться на почтительном расстоянии. Печать какого-то страдания говорила о переживаемой фон Эвереком борьбе. Когда он был трезв, горе Ольгерда окружало его траурным ореолом. На нем покоился отпечаток суровости и сдержанного спокойствия, а как известно, веселиться в обществе горюющего человека  не очень-то приятно.
- Как твой промысел? - лицо его было спокойно, ясно и только глаза покраснели от бессонницы. Прошлой ночью он так и не смог заснуть – ему очень мешал доносящийся с улицы удушающе сильный запах конских шкур, из которых Михал выделывал ремни и сбрую.
Забавно было слышать вопрос о здоровье — ведьмаки вообще выглядят не слишком пышущими жизнью, однако Геральт полагал, что будет поздоровее многих. Внешне, правда, это не то что бы заметно...
— Здоров, разве что подустал. Промысел не так, чтобы бойко, но зато постоянный: то трупоеды, то призраки... Только вот платить за них у людей денег нет, — хмыкнув, ведьмак вновь с удовольствием отхлебнул из кружки. — Это первая деревня, где более-менее... Даже задаток дали, чтоб я не отказывался головой рисковать. Ну, а ты что же?
- Я… - Ольгерд на мгновение запнулся, решая, как лучше ответить на вопрос ведьмака. – Я еду в Новиград. Со мной мои люди. Для охраны. - мужчина заложил большие пальцы рук за нарядно вышитый пояс - Хочу купить здесь новых лошадей, наши совсем уже никуда не годятся.
Ольгерд направлялся в главный храм Вечного Огня. Он всерьез подумывал принять монашество, но не был уверен, что  ведьмаку эта новость покажется интересной. В глазах фон Эверека Геральт был больше воином, чем философом.
- Не думаю, что здесь есть цирюльник, а вот у меня в отряде Полумесяц отлично бороды бреет. Если надумаешь освежиться, заглядывай к нам завтра, мы у зятя старосты квартируемся.   – дворянин мягко смотрел в глаза друга, такие непохожие на его собственные и удивлялся тому, что видит.
«Чего только на свете не бывает»
Его дивили и вертикальные зрачки ведьмака, и тот факт, что они с ведьмаком вновь встретились.
— Бреет хорошо, говоришь... — с некоторым сомнением проведя ладонью по заросшему подбородку, пробормотал Геральт и замялся. С одной стороны, с бородой он казался себе солиднее, да и был в ней некий протест, возвышающий над выхолощенной (по мнению ведьмака, в прямом смысле лишённой яиц) нильфгаардской модой. С другой, опять же, вши, и необходимость как-то следить за собой в условиях долгого путешествия. — Спасибо, подумаю. Может, и загляну.
Хозяйка таверны (таверна, кстати, носила звучное название "Королевский гусь") поставила несколько кружек перед гостями, в том числе перед Ольгердом, который вроде как не просил. Почтительно поклонилась, и ее женское богатство плавно колыхнулось в вырезе платья.
— За счёт заведения, — проговорила женщина. Она, кажется, положила глаз на рыжего атамана, во всяком случае, его рассматривала с куда большим интересом, чем бледного змееглазого чертяку рядом. Скромно отойдя к дальнему краю стойки, женщина принялась протирать ее, и Геральт буквально кожей ощутил, что крестьянка навострила ушки. Он краем рта вновь улыбнулся.
- Благодарю, хозяйка! – Ольгерд чуть поклонился, сел рядом с Геральтом и подвинул кружку к себе. Взгляд мужчины отстраненно скользнул по хозяйке корчмы. Его ноздри слегка дрогнули: в воздухе ощущался легкий запах березы со стороны бани. Прежде от одной только мысли о том, как эта крепкая женщина хлещет себя веником по влажным грудям, у Ольгерда  все внутренности свернулись бы в тугой узел. Он бы принялся подкручивать красивые усы и приосаниваться, но теперь все его веселые мысли были погребены под толстым слоем апатии и вины. Чувства вернулись к нему, но боги, что это были за чувства! Нигде ему не было спасения от этих чувств, этих мыслей, этих поступков. Они преследовали его, точно свора охотничьих псов, не давая ни минуты передышки.
- Выпьем. – Ольгерд согласно кивнул и сделал большой глоток, после чего отер пену с красной бороды и вернулся к словам ведьмака о заказе.
- Доброе пиво! Как распорядиться, говоришь?.. – он почувствовал себя вольготнее и теперь устраивался удобнее. Ольгерд сел широко раскрыв ноги и низко оперся на них локтями.
-  А что тут думать? Чудовище на кол, язычников на виселицу и дело с концом!
Довольный тем, что так славно помог ведьмаку советом, фон Эверек в два счета допил пиво и посмотрел на своего седого друга, ожидая, что тот скажет в ответ.
Молодого кмета он словно перестал замечать, предоставив Геральту самому решать, стоит ли еще что-то выпытывать у крестьянина.
- Видно сильно чудище допекло, а? — чуть наклонив голову, обратился ведьмак к притихшему кмету.
Юноша нахмурил густые брови. Он с большим усилием заставил себя ответить — то ли не хотел чересчур зло отзываться об односельчанах, то ли просто чувствовал себя скованно в компании необычных собеседников.
— Я знаю, что, если Вы там голову сложите или вовсе... Сбежать решите, денег мне не видать. Но и жить в страхе не могу больше. Как два месяца назад Анну убили...
Он осекся. Геральт подумал, что мог бы и догадаться: тут что-то личное. Он не стал расспрашивать парня и обратился к Ольгерду:
— А в Новиград зачем? — он не ждал, что атаман пустится в пространные рассуждения, но любопытство требовало узнать хотя бы общую причину. После убийства Радовида и Менге гонения на магов поутихли, но город был неспокоен: нервный народ переключился на эльфов и краснолюдов. Интересно, как впишутся буйные Кабаны в тамошнюю среду, к которой только спичку поднеси, и костры запылают по новой.
- В Новиград я с письмом.  - мужчина пока не хотел вдаваться в подробности, так как разговор не был приватным, да и особого настроения на откровения еще не было. Рассказывать о личном ему было сложно. Другое дело - местные сплетни: досужая чепуха, позволяющая на время отвлечься собственных злых мыслей. Но все-таки, чтобы не показаться невежливым, Ольгерд счел нужным добавить - К иерарху.
После этого он перевел разговор в другое русло, показывая тем самым, что его дела с иерархом - это только его дела. Во всяком случае, посвящать в них полдеревни он не собирался.
Геральт почесал щеку и поставил на стойку полупустую кружку. Он медлил, подбирая слова.
— Не могу же я полдеревни вырезать, — кмет рядом вздрогнул и ведьмак неприятно усмехнулся. Он не сомневался, что селяне и без него справятся: подобное уже имело место на Скеллиге. Крови тогда пролилось с небольшое озерцо. И тоже была замешана женщина, отмеченная. Повторения в общем миролюбивому ведьмаку совсем не хотелось, а к тому шло. Пусть пока люди и не бодались в открытую, конфликт назревал давно. И кое-кто восстал против старых, годами закреплённых порядков. — Однако, мне и самому теперь интересно, кого местные держат за Всебога. — Он фыркнул в усы. — Лешего видел, сильвана, было дело. Эй, парень, как говоришь, называете это ваше "божество"?
— Дух козла, — с глубоким отвращением отозвался тот.
— О как, слышишь? Ума не приложу, что за тварь. — Геральт искоса рассматривал предводителя Кабанов. Фон Эверек, казалось, был искренне рад встрече. Это удивляло, потому что для Ольгерда ведьмак, как сам считал, был той ещё занозой в заднице. Не подвернись он вовремя Гюнтеру... При мысле о господине Зеркало ведьмака передёрнуло.
Он был рад видеть, что рыжий атаман оказался изрядно живучим и до сих пор не удавился, обретя способность чувствовать. То, что видел Геральт в доме фон Эвереков, заставляло его понимать, сколь велики должны быть чувства вины и утраты, переполнявшие чужую душу. Но, видно, пока ещё Ольгерд не сломался, не отдался саморазрушению целиком. И, кажется, мог даже радоваться простым вещам, например, пиву. Или встрече с приятелем.
- Вот молодец говорит, не верить старосте, - фон Эверек обращался напрямую к ведьмаку, игнорируя молодого крестьянина. С Геральтом он говорил как с равным себе, без намека на надменность, держа его за славного рыцаря и надежного товарища. Хотя дворянин и понимал, что восприятие мира и ценности ведьмака в чем-то отличаются от его собственных, это не мешало Ольгерду питать к нему глубокое уважение.
- А староста-то, выходит, та еще змея... При мне куковал без умолку. И болтливая же сорока, я тебе скажу! - Ольгерд знал этот народ и знал также, что во власть здешние жители склонны выбирать людей практичности исключительной. Простофиля бы никогда не получил звание старосты. Вот свободные наёмники порой выбирали атаманов за редкую красоту или силу, но ничего хорошего из этого все равно не получалось. Если красивый командир не отличался умом и дальностью, он скоро получал обидное прозвище вроде атаман Куриная Башка и после этого дни его были сочтены. Его люди в любой момент могли упиться, и в приступе пьяного озорства, засунуть командира в бочку со смолой, да и поджечь, всем на потеху.
Крестьяне же были лишены такого чувства юмора, а потому выбирали управленцев более вдумчиво.
- И чего я от не наслушался. И клопы-то озимые побили, куницы кур таскают, и разбойники-то девок крадут... А про чудище твоё, Ведьмак, ни-ни.
Ольгерд прищурился, рассматривая щербатую кромку своей кружки.
- Вот же язычник, сучий хвост. А ведь я заплатил ему двадцать крон, и обещал еще столько же.  - мужчина нахмурился и тягучим движением крупной ладони, зачесал обратно на темя яркую прядь волос, что упала на лоб.
- Стоило бы доложить про то хозяину деревни. - он звонко хлопнул себя рукой по колену - Ну да это не горит. Глядишь, своими силами справимся.
— Как выглядит хоть? — лениво поинтересовался ведьмак у крестьянина. — Как призрачный козел?..
Кмет ответить не успел.
- Так незачем всю деревню вырезать, достаточно и запевал, остальные сами сдадутся. Рыба-то всегда с головы гниет. А хочешь, Геральт, мои ребята со  старостой этим немного позабавятся? Он тогда всю правду мигом выложит. И про чудовище лесное, и про капище его, и про то, к чьей бабе ночью заглядывает.  Они у меня как раз бездельем маются, да крестьянок за бока щиплют, все развлечение для них будет.
Он жестом приказал хозяйке Золотого Гуся снова наполнить кружку. С непривычки к спиртному в голове у Ольгерда нежно зашумело и мозг заработал с особой энергией. Это еще не было настоящее опьянение, лишь приятная прелюдия, момент, когда алкоголь расслабляет, а не полностью подчиняет себе. Местное пиво фон Эвереку понравилось. В дороге с собой у него имелось только разбавленное молодое вино, которое настолько пропахло лошадьми, что пить его Ольгерд брезговал.
Услышав про Дух Козла фон Эверек присвистнул.
- Совсем с ума посходили. Скотине кланяются!
При всем негодовании на чернь, Ольгерд и сам нередко практиковал то, что жрецы Священного Пламени не одобрили бы. И даже теперь, когда мыслями своими он стремился к Пламени больше, чем когда-либо, дворянин не оставил своих занятий. Фон Эверек нередко прибегал к гаданию по звездам, пытаясь с их помощью постичь будущее и понять настоящее, но видел перед собой лишь тьму. Временами от страшной тревоги, почти отчаяния, волосы вставали у него на голове дыбом, а в груди, точно гроза, бушевало горе.
Однако, что позволено реданскому рыцарю, не позволено кмету.
- Слишком много воли дали этим идолопоклонникам, слишком много пшеницы, вот они и размножились, как мыши в хлеву. Того гляди на котов начнут кидаться.
Мужчина выпрямился, расправляя широкие плечи и разминая одной рукой уставшую шею.
- Зря ты, Геральт, этих хамов жалеешь. Доброе у тебя сердце.
Он задумчиво качнул головой, то ли хваля друга за доброту, то ли удивляясь ей.  Нельзя сказать, чтобы Ольгерд спал и видел, как бы вздернуть на ближайшем суку парочку крестьян, но он был из богатой некогда семьи, у которой в подчинении было много людей. Он хорошо знал цену твердости. Как-то раз его отправили на помощь войскам, что подавляли крестьянские волнения. Увиденное там он запомнил навсегда. Редкие солдаты так бесчинствовали, как опьяненная кровью чернь.

Пока Ольгерд говорил, Геральт думал. С письмом, стало быть, к иерарху. Очень уж странная причина. В самом деле, от кого такое письмо? Покаянное, от самого Ольгерда, который со свитой хочет лично предстать перед грозными очами Химмельфарта? Он и с портрета взирал сурово, а вживе, наверное, был тот ещё надменный говнюк. Отчего-то ведьмаку именно так и представлялось, не любил он Вечный Огонь. Даже в часовнях, посвящаемых уродливой Верне Милосердной было больше искренности, чем в помпезных ритуалах и нарядных проповедниках церкви Пламени. Ведьмак коротко кивнул, давая понять, что принял чужой ответ к сведению, и легко переключился на более актуальный предмет диалога.
— И что, разве зря заплатил? — приподнял брови убийца чудовищ, пристально и спокойно рассматривая яркого, как жар-птица, атамана. — Приняли тебя, я так понимаю, хорошо. Со всем гостеприимством, пусть и вынужденным. Это ведь немало в наши дни стоит, — философски заметил Геральт, беря кружку и допивая пиво. — Пиво хорошее, еда здесь вкусная, сытная, спасибо хозяевам. — Он дружелюбно кивнул трактирщице. Ведьмак заметил — после предложения Ольгерда потрясти деревенских, высказанного очень буднично, женщина испуганно напряглась и уж более не позволяла себе строить фон Эвереку глазки. Наверняка, здесь все друг другу если не родня, так с детства знакомые соседи, и слушать про то, что их — дядьку, кума, сноху, подругу — могут начать ...с особым тщанием допрашивать молодцы атаманские, ей было мягко говоря неуютно. А может, и вовсе тянуло бежать к старосте и просить его всех в местном храме, под крылом духа спрятать? Геральт не знал, каких верований придерживалась трактирщица.
— Собственно, дело-то их, кому молиться. Но вот если люди гибнут...
"Еще бы они не приняли" - при этой мысли загорелые пальцы атамана скользнули к черному шелковому поясу, около которого висел кинжал с разукрашенной рукоятью.
- Не денег мне жалко, ведьмак. А с язычниками один кров делить тошно.  - на его лице промелькнула тень какого-то странного выражения. Тошно. Это слово точнее всего описывало теперь почти все его чувства. Ему хотелось вывернуться из собственной кожи, забыть все, что было, по новой родиться и переписать свою жизнь набело.
Замолчавший было юный кмет вновь подал голос, обращаясь к ведьмаку. Ольгерда он не то что бы игнорировал, однако имел понятие, что к нему обращаться напрямую не стоит:
— Гибнут. Не только моя Анна, много кто. Уже почти шестьдесят лет здесь духу поклоняются, считают, что это благодаря ему все в деревне сытые ходят. А что раз в год кого-то да заберёт — так невелика потеря... — Молодой мужчина горько усмехнулся. Геральт хмуро уставился на дно пустой кружки.
— Сам-то не боишься, что только его милостью вы все ещё живы?
— Нет. Своим трудом, если надо, прокормимся, да и до сих пор так, думаю, было — упрямо проговорил крестьянин, сжимая ручку своей кружки, к пиву так и не притронувшись толком.
Пиво расшевелило атамана и он как-то отстранённо ощутил, что отпускает вожжи своей привычной сдержанности.  Ему захотелось вот прямо сейчас ляпнуть какую-нибудь бестактную ерунду невпопад, например, прямо посреди беседы взять и узнать (что этакий ведьмак жрет), какая песня Геральту нравится больше всего, а затем пристать к нему, чтобы немедленно исполнил.
Дворянин на мгновение прикрыл глаза, стараясь вернуть себе привычное самообладание. Он решил пить осторожнее, либо больше не пить сегодня вовсе. Ольгерд неплохо себя знал и чувствовал, что под броней из спокойствия в нем плещется дикое, плохо скрываемое безумие. Оно было с ним постоянно, но время от времени фон Эверек ощущал его буйство особенно сильно. Так разъяренные волны штурмуют скалистый остров.
Чтобы отвлечься от своих муторных мыслей, фон Эверек сосредоточился на дознании, что вел его друг. Судя по тому, как ведьмак ладно задавал нужные вопросы, по крупице выуживая нужную информацию, подобный разговор ему случалось вести уже несчетное количество раз.

— Вы спросить изволили, как оно выглядит. Не видел никто из живых, разве, может, мельком. Вот что говорят: был у местной ведьмы черный козел. Умный да злой, на двух ногах ходить умел, — таинственным голосом рассказывал кмет.
— Тебя как звать-то? — огорошил ведьмак вопросом.
— Данко. Ну и вот ведьма померла, ну как померла, ее местные вздернули, а козел исчез. И начали люди пропадать. Иногда тела находили. А потом вроде как сообразили начать поклоняться той твари, и с тех пор только иногда пропадают. Но уродует он их... — Данко запнулся и понурился.
Геральт кивнул и плавно поднялся со стула, натягивая мягкие, но прочные перчатки на мозолистые кисти рук. Бросил на стойку монет за пиво.
— Пошли, покажешь, где последнего нашли. А с тобой, атаман, покуда, выходит, прощаюсь до возвращения, если ты к тому времени ещё здесь будешь.

"Ну и если меня козел на рога не возьмёт." Впрочем, эту очевидную мысль Геральт озвучивать не стал. Он по-доброму глянул на рыжеволосого, нарядного атамана, отмечая про себя, что тот вроде немного даже повеселел от их разговора и хорошего пива.
Ольгерд внимательно посмотрел на ведьмака, не пытаясь принять смысл его слов "их дело, кому молиться". Мышление и воспитание дворянина заставляли атамана смотреть на язычников как на чудовищ, сродни упырям. Либерализм Геральта был ему, мягко говоря, чужд, но Ольгерд прощал другу подобные причуды. Мало ли, что у него там в голове помутилось из-за мутаций-то.   
Для среды в которой вращался Ольгерд, было в порядке вещей делить окружающих на своих и чужих исходя из вероисповедания, национальности и других важных вещей. Находясь в осаде, реданские офицеры вовсю упражнялись в красноречии, громко ославляя противника на все лады из-за неприступных стен. Происхождение, вера и праведность чужих матерей были излюбленными темами для остроумия.
В разговоре возникла пауза и в корчме стало тихо. Казалось, что если прислушаться, можно различить стук сердца каждого из собравшихся. Где-то Ольгерд слышал, что ведьмаки могут в темноте лишь по сердцебиению, с двадцати шагов, различить кто находится поблизости.
Холодный взгляд атамана переместился на кмета.
"А этому Данко мужества не занимать. Из него получился бы хороший солдат. Держит его ли его здесь хоть что-то после смерти Анны?.."
Слегка захмелевший мужчина испытал что-то наподобие сочувствия к стоящему рядом крестьянину.
"Завербовать его, что ли?.."
Ольгерд знал, что здешние степи воспитывают совершенно особый тип людей: сильных, непоколебимых, бесстрашных, и, что важнее - беззрасудно-свободых. Привыкшие с детства купаться в необъятных просторах дикой степи, бегая наперегонки с дикими красноглазыми лошадьми, они не стремились к оседлой жизни. Бывало они могли жить в деревне годами, даже десятилетиями, но потом вдруг срывались с места и пускались в опасные и жестокие путешествия. Везде дышала широкая воля этих людей. Он знал, с какой радостью степняки бросали беспечность и покой домашней жизни, чтобы с головой окунуться в разгульную жизнь, полную пиршеств и опасностей. И ни черноокая жена, ни плачущая мать не могли больше их удержать на земле.
Ольгерд хорошо это знал, поскольку и сам принадлежал по крови к ним. И отряд его был таким же.
Пока фон Эверек рассматривал крестьянина, ведьмак уже закончил беседу и перешел от слов к делу.
"Ишь, какой скорый. Даже отдыхать с дороги не стал. Видать, торопится куда-то..."
- Может, еще свидимся, Геральт. Удачи тебе!
Мужчина плавно поклонился другу, в несколько больших глотков допил пиво.
- Спасибо тебе, хозяйка. Будь здорова. - он положил перед женщиной пару монет и вышел.
Уже отвернувшись и направляясь к выходу, Ольгерд не мог видеть выражение ведьмачьего лица. Геральт закатил глаза. И не все ли равно, язычники или нет варили годное пиво и стелили мягкую постель?.. Нет, конечно, кровавые ритуалы, каннибализм и прочие атрибуты некоторых деструктивных культов не одобрял и сам Геральт. Но здесь, вроде как, такого не отмечалось. Разве что попустительство. Но в самом деле, если в лесу уже шесть десятилетий живет чудище, что могли сделать простые деревенские жители? Разве вот ведьмака нанять.
Геральт тяжело поднялся: расплатиться с хозяйкой и идти дело делать.
Данко встал, не допив пиво, и поспешил следом. Лет ему было около двадцати-двадцати пяти, если судить по негустой бороде и недостаточно помятому виду.
¬– И тебе, атаман, удачи, – вполголоса проговорил ведьмак, глянув на закрывшуюся за Ольгердом дверь.
Данко вывел за околицу, перепрыгнув через плетень. Полнотелая хозяйка проводила гостей и выдохнула, собирая монеты со стойки. Она сама была здесь приезжей: шесть лет назад ее привез супруг из местных, привез из Оксенфурта, открыли они корчму, и дело шло неплохо. Только спустя три года мужа кто-то загрыз в лесу – староста сказал, медведь, судя по снятому скальпу… она поверила. Про козлиного духа, само собой, знала: еще муж рассказывал. Но лучше уж было в медведя верить.
Дверь открылась и в таверну вошли местные, до того выдворенные атаманом наемников. Деревянный зал вновь наполнился голосами, и кабатчица отвлеклась от мрачных дум: надо было разносить пиво.

Начинало смеркаться. На душе у Ольгерда, с тех пор, как он покинул кабак, было муторно, какое-то болезненное, тревожное томление овладевало им.  Он не знал, куда себя деть, и опасался, что если останется без дела, то безумно напьется до беспамятства и начнет творить дичь.
- Седлать коня!
Уже через несколько минут Ольгерд страшно мчался по степи, пытаясь упиться ею, затеряться в ней, забыться и унять то, что мучило его душу.